Доктор Данилов в МЧС - Андрей Шляхов
Шрифт:
Интервал:
– «Что – «О»? – орет раввин. – При чем тут – «О»? Я спрашиваю вас, уважаемый Рабинович!» – «О! Теперь я вспомнил, где я забыл свой зонтик!» – отвечает ему довольный Рабинович…
Данилов приподнял голову, чтобы посмотреть, куда спускается трубка. Уж не ему ли поставили капельницу, пока он спал? Зачем? Что за дурацкие шутки?
– Очнулся! – теперь Данилов узнал голос Ломакина. – Вова, ты меня слышишь?
На лоб Данилову легла теплая рука.
– Слышу, – ответил Данилов.
– И видишь?
– Вижу.
– И как зовут меня, помнишь?
– Захарыч, не издевайся.
– Молодец, знаешь. – Ломакин переместил руку со лба Данилова на его плечо. – А как машину толкал, тоже помнишь?
– Да… – Данилов вспомнил, как толкал машину, и спохватился, что дальше ничего не помнит, но у него, видимо, от волнения улучшился слух, так как он различил шум самолетных моторов. – Что со мной было? Мы летим в Москву?
– Да, куда же еще? – подтвердил Ломакин. – Видишь, я лично тебя сопровождаю, никому доверить не могу.
– А что со мной? – Данилов попытался прислушаться к своему организму, но было такое ощущение, что от него осталась одна голова.
– Ничего страшного. Ты немного неудачно толкал машину, так, что сам угодил под колесо. Но отделался легко: всего-то закрытая черепно-мозговая травма и небольшой перелом.
– Чего?
– Высокий перелом берцовых костей со смещением, – нехотя ответил Ломакин и поспешил добавить: – Ничего страшного: одна пустяковая операция, и можно играть в футбол, танцевать гопака и жить полноценной половой жизнью.
Врачи умеют утешать, этого у них не отнять никому, при любых испытаниях.
Открывать двери нетрудно и при наличии костылей: если привалиться плечом к стене, то можно высвободить одну руку. Было бы желание.
– Привет, Игорь! – Данилов развернулся боком и приглашающе махнул рукой. – Что застыл на пороге? Самодвижущихся треножников не видел?
– Я много чего видел, – туманно ответил Полянский, перешагивая через порог. – Привет! Ну-ка, поворотись, сынку…
– Я тебе не избушка на курьих ножках, чтобы поворачиваться по заказу, – ответил Данилов.
В левой руке Полянский держал пластиковый пакет с чем-то увесистым. Закрыть за собой дверь он не догадался, пришлось Данилову толкнуть ее костылем.
– Когда я лежал в Склифе со своим коленом, мне пришла в голову мысль, что костылями можно играть на бильярде, – сказал Полянский.
– Умные мысли – в умную голову, – констатировал Данилов. – Тебя не затруднит закрыть дверь на замок?
– Конечно же нет! – Полянский закрыл дверь, изучающее оглядел Данилова, вздохнул и сказал: – Ну, здравствуй, Вова!
– Здравствуй, здравствуй, – ответил Данилов. – Вроде как уже здоровались. Что ты так на меня смотришь? Помнишь загадку у Чуковского? «Две ноги на трех ногах, а четвертая в зубах?»
– Нет.
– Бестолочь, классику не знаешь. Слушай: «Две ноги на трех ногах, а четвертая в зубах.// Вдруг четыре прибежали и с одною убежали.// Подскочили две ноги, ухватили три ноги,// Закричали на весь дом – дам тремя по четырем!// Но четыре завизжали и с одною убежали».
– Бред какой-то, но отгадать не трудно. – Полянский щелкал всякие разные загадки, головоломки и ребусы как семечки. – Две ноги – это мальчик, три ноги – табурет, четыре ноги – собака, одна нога в зубах – куриная. Классический вариант садистского стишка, только форма другая.
– Молодец! – похвалил Данилов и мотнул головой в сторону ванны. – Сегодня у нас самообслуживание, то есть не совсем так, сегодня у нас гостеобслуживание.
– Елена отдыхает? – понизив голос, спросил Полянский.
– Елена умотала на работу, – хмыкнул Данилов.
– Так ты же сказал, что она на больничном…
– Больничный лист работе не помеха. Возникли какие-то сложные вопросы, в которых, кроме нее, никто не может разобраться. – Данилов вложил в слово «сложные» всю иронию, какую только смог. – Короче, ей позвонили и она уехала.
– Ну, в конце концов, она не где-нибудь, а на «Скорой помощи». Если начнется на работе, оттуда быстрее в роддом отвезут, чем из дома.
– Это меня успокаивает. Но все-таки я склонен думать, что подчиненные должны свою голову иногда включать, а не дергать по любому поводу начальство. Особенно если оно готовится рожать, то есть на довольно длительный срок выбыть из строя. А то до идиотизма доходит: старший фельдшер график без Елены не может утрясти, прикинь?
– Ну, не все же такие самостоятельные, как ты!
– Это так. Самостоятельный я, за что иногда и страдаю. Давай мой руки и иди на кухню. В холодильнике есть салаты, ветчина и напитки, призванные скрасить наше общение. Тащи их в гостиную. А что это у тебя?
– Курага! – Полянский раскрыл принесенный пакет и сунул его под нос Данилову. – Штучная, вкусная, битый час выбирал.
– Хороша, – одобрил Данилов, заглядывая в пакет. – Чистый янтарь, как говорил один знакомый. Есть жалко, только бы смотрел да смотрел. Это все мне, дружище?
В пакете, по самым скромным прикидкам, было не меньше двух килограммов.
– А кому же еще? – удивился Полянский. – Курага не только вкусна, но и очень полезна. Ешь понемножку каждый день. Будет настроение – Лену с Никитой угости.
– Она же калорийная, а я уже и так поправился. – Данилов уперся костылями в пол и выпятил пузо, показывая, как он растолстел.
– Не пыжься, до меня тебе очень далеко. – Полянский вознамерился было ткнуть Данилова в живот пальцем, но вовремя опомнился и остановил руку на полдороге.
– То-то же, – назидательным тоном сказал Данилов. – Отвыкайте махать руками, молодой человек, чаще пользуйтесь речью.
Устроились в гостиной: Данилов на диване (в горизонтальном положении нога чувствовала себя лучше, во всяком случае, почти не ныла), Полянский, натаскав на журнальный стол еды и пива, сел в кресло.
– Ну, рассказывай, – велел он. – С самого начала и как можно подробнее.
– Родился я в Москве, – начал Данилов, – в шестом роддоме…
– Я не для некролога материал собираю, а хочу знать, как ты сломал ногу, – перебил Полянский. – Кстати, Вова, а я ведь тоже родился в шестом роддоме. Там заведовала родильным отделением мамина подруга, тетя Лета.
– Летиция? – попробовал угадать Данилов. – Или… Боюсь даже представить… Неужели Летаргия?
– Гораздо прозаичнее, Виолетта Петровна, – улыбнулся Полянский. – Такой, знаешь, конь в юбке, громогласная и непререкаемая. Я в детстве так ее боялся, что прятался под столом всякий раз, когда она приходила к нам в гости. А она вытягивала меня оттуда, зацеловывала и шутила, что труднее всего было вытащить меня в самый первый раз. Но об этом расскажу при следующей встрече. Рассказывай, как это тебя угораздило?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!