Встреть меня на полпути - Лилиан Т. Джеймс

когда я поняла, что они мне больше не нужны.

— Это записи.

Он тяжело вздохнул, как будто испытывал физическую боль. — Мэдисон Уолш, — выплюнул он, и я вздрогнула, как будто он ударил меня. — Так зовут этого ублюдка. Аарон Уолш.

В словах было столько ненависти, что я была уверена, если бы слова могли убивать, Аарон бы где-нибудь истекал кровью.

— Да.

— Объясни мне, почему некоторые из них относятся к тому времени, когда вы были вместе, а некоторым всего несколько гребаных лет. Потому что я действительно изо всех сил пытаюсь осмыслить это своим гребаным мозгом.

Я скрестила ноги, подоткнув одеяло вокруг себя в качестве импровизированного щита. Не от Гаррета, а от темы. Я знала, что гнев Гаррета был направлен на мою историю, а не на меня саму, но раскрывать свое прошлое было мучительно.

— Аарон попросил о встрече, когда развод будет завершен, под предлогом того, что отдаст мне кое-что из вещей, которые я оставила. Это были сентиментальные вещи, которые я не могла заменить, как детские фотографии Джейми, поэтому я согласилась. Но он пришел пьяным. Я должна была знать лучше.

Я опустила взгляд на свои колени. Это был не первый раз, когда Аарон убеждал меня сделать что-то, чего, как я знала, лучше не делать, но это определенно был последний раз.

— Вот почему Джейми так чертовски защищает тебя, вот почему он оттолкнул меня в тот день. Он видел это дерьмо, не так ли?

Мурашки покрыли все мое тело от чистого яда, смотрящего на меня из его глаз. Я не могла заставить свой рот произнести ни слова, поэтому кивнула.

Он выругался, опустив голову и схватившись рукой за затылок. — Я убью его, черт возьми.

Я наклонилась вперед, протягивая руку и кладя ее на кровать. — Возможно, Аарон и был тем, кто причинил мне боль, Гаррет, но именно я пригласила его в квартиру, где жил мой ребенок, зная, какой он. Я не говорю, что в том, что произошло, была моя вина. Мне потребовалось много времени, чтобы принять это, но это было так. Но это тоже не делает меня полностью невиновным.

— Этот кусок дерьма знает, где ты живешь.

Я отдернула руку, огрызнувшись, — Я прекрасно понимаю.

Он протянул согнутые листки, — Почему они распечатаны и лежат на твоей чертовой тумбочке, как материал для чтения перед сном?

Я крепко зажмурила глаза, борясь со слезами, которые его вопрос вызвал на поверхность. Он мог бы раздеть меня, и я бы не чувствовала себя такой голой, как в тот момент.

— Я начала регистрировать инциденты и печатать материалы, пока мы были вместе. Кажется, я не могла найти в себе смелости уйти, поэтому попыталась придать себе смелости, манипулируя вместо этого своим страхом, — мой голос дрогнул, и я сделала глубокий вдох, вытирая скатившуюся слезу.

— Каждый раз, когда я сомневалась в себе, я вытаскивала их и напоминала себе, почему мне нужно было уйти. Потому что это было тяжело, Гаррет. Расставание с ним было одной из самых трудных, самых ужасающих вещей, которые я когда-либо совершала.

Он не ответил, но выражение его лица утратило свою суровость. Он выглядел почти потерянным, когда смотрел на меня, и я задалась вопросом, думал ли он о своей матери. Я подвинулась вперед, полна решимости объяснить необъяснимую ситуацию.

— Когда дела шли плохо, они были действительно плохими. Но когда они шли хорошо, все было потрясающе. Со временем я настолько привыкла к плохим временам, что хорошие казались почти эйфорическими, — я уставилась в пространство, обдумывая свои следующие слова.

— Быть с партнером-манипулятором — это как зависимость. Но вместо наркотика ты пристрастился к нему, к тому, чтобы делать его счастливым, потому что это единственное время, когда ты можешь быть счастлив. Ты постепенно привыкаешь к их поведению, пока не привыкнешь полностью. Пока это не перестанет быть худшим днем в твоей жизни, это будет просто понедельник.

— А потом в один прекрасный день они перестают давать тебе твою дозу. Они оставляют тебя корчиться на полу, кричать в пустоту, все время зная, даже несмотря на боль, что ты проснешься и сделаешь все сначала. Вечно стремишься к тому, чтобы сделать их счастливыми.

Теперь слезы текли по моему лицу. Вожжи, которые я держала в своих эмоциях, полностью исчезли. Я была слишком эмоционально истощена и физически истощена с того утра, когда мне пришлось скрывать, как сильно это признание сломило меня.

Гаррет обошел кровать с противоположной стороны и сел, откинувшись назад, пока мы не оказались плечом к плечу. Он положил бумаги между нами, его пальцы дернулись в мою сторону, как будто он почти потянулся к моей руке.

Я уставилась на страницы, которые документировали мою историю. Моя боль. Мое унижение. — Я знаю, что это может не иметь никакого смысла. Это не то, что ты можешь понять, пока не проживешь это сам. Такие мужчины, как Аарон, манипулируют тобой, зажигают газ и изматывают тебя так медленно, что ты этого не замечаешь. Ты даже не осознаешь, что твоя планка опустилась, пока она, блядь, не перестанет существовать.

— Почему они все еще у тебя?

Я вздохнула, проводя кончиками пальцев вверх и вниз по уголкам бумаг.

— Потому что бывали дни, обычно, когда по нашей квартире ползал таракан или когда кто-нибудь унижал меня в магазине за использование EBT, когда я впадала в такую депрессию, что подумывала вернуться к нему. Вернуться в красивый дом в чистом районе.

— А теперь?

Я положила голову ему на плечо, нуждаясь в комфорте и тепле моего друга. — «Сейчас» не существует. Они лежали у меня в ящике стола, потому что я вытащила их в тот день, когда он появился, но я на них не смотрела. Я поняла, что мне это не нужно.

Гаррет положил свою голову мне на макушку и, наконец, потянулся, чтобы взять мою руку в свою. — Ты самая сильная женщина, которую я когда-либо встречал, Мэдди.

Я шумно выдохнула через нос, но он просто наклонился и поцеловал меня в лоб.

— Так и есть. В мире нет никого, кто был бы похож на тебя.

Глава 18

Я проснулась от того, что что-то толкнуло меня.

Я проворчала, борясь с раздражением. Оно появилось снова, более настойчивое, вонзаясь в плоть моего плеча. Перевернувшись на другой бок, я попыталась не обращать на это внимания, но оно появилось снова, на этот раз у меня на спине.

— Мама!

Мои глаза резко открылись,