Во имя любви. Возмездие - Мануэль Карлос

– Гаденыш! Что ты ему наговорил? Признавайся! Или я тебя уничтожу! – Бранка схватила ножницы и надвигалась на Леу. Она ненавидела этого святошу, этого чистоплюя, который вечно лез туда, куда его не просили, и все портил! Мало она натерпелась от его безмозглого отца, так теперь второй безмозглый будет портить ей жизнь! Она в эту минуту в самом деле его ненавидела и готова была уничтожить.

Но и Леу ненавидел ничуть не меньше эту прущую на него неразборчивую в средствах жизненную силу. Слезы ярости выступили у него на глазах, когда он крепко схватил мать за руки и заставил выронить ножницы.

Гневными, ненавидящими взглядами мерили они друг друга. Ни один не желал уступить. Ни один не мог сдвинуться с места.

– Да тот, кого ты сейчас защищаешь, убьет тебя, если ты вытащишь его из тюрьмы! Благодаря мне он стал богатым человеком! За грош он и в огонь руку сунет! – скривив губы, злобно зашипела Бранка. – Я его озолотила, осчастливила! Тоже мне, нашелся защитник сирых и убогих! А Нанду? Да! Этот алкоголик не Милены заслуживает, а тюрьмы. Дешево ты сестру ценишь, если готов ее отдать первому проходимцу!

Ее бесило прекраснодушие Леу. Он был выродком в их сильной, жадной до жизни семье. И она временами всерьез и от души ненавидела младшего сына, с которым и в детстве было тяжело и который не принес ей никакой радости, став взрослым.

– Ты не мать, у тебя сердце каменное! – выкрикнул Леу, защищая Милену, и при мысли о всех тех унижениях, которым подвергала его родная мать, чьей любви он добивался столько лет и которой так и не добился потому, что она знать не знала, что такое любовь, у него на глаза навернулись слезы и текли, текли помимо его воли по лицу. – Ты – тигрица! Преступница! Ты собственных детенышей ешь!

– Да! Да! – истерически подхватила Бранка. – Меня нужно уничтожить! Дай мне ножницы! Где они? Я убью себя! Мне нечего делать на этой земле! Здесь все меня ненавидят!

У Бранки началась настоящая истерика. С хохотом и слезами она рвалась к ножницам, и Леу с трудом удерживал ее.

Кто знает, чем бы все это кончилось, если бы не Атилиу. Он пришел навестить Бранку. После посещения его мастерской между ними вновь натянулась та потайная ниточка, которая то слабее, то туже, вопреки всякой логике связывала их всю жизнь.

– Что ты сделал с матерью, Леу? – спросил он с недоумением. Такой Бранки он еще не видел, хотя считал, что знает ее лучше чем кто-либо.

Леу молча вышел.

Увидев Атилиу, Бранка мгновенно взяла себя в руки, выпрямилась, вытерла слезы.

– Сейчас я сделаю тебе твой любимый мартини, – пообещал он.

Следом за Атилиу вошел и Арналдо.

– Я приехал забрать кое-какие бумаги, – сообщил он. – Угости нас чем-нибудь попрохладнее. Жара стоит невыносимая.

Атилиу с нежностью поцеловал руку Бранке, и на ее лице появилась улыбка. Когда он протянул ей бокал с мартини, она счастливо вздохнула и вновь стала всем привычной королевой с правом казнить и миловать. Вошедшую дочь она встретила насмешливой колкостью:

– Интересно, откуда ты, Милена? Сегодня я была в твоем магазине – там пусто: ни тебя, ни покупателей!

– Неудивительно, мамочка! Мы все почувствовали твое приближение и разбежались кто куда, – не осталась в долгу Милена.

– Хорошо, хоть разбегаетесь, а не нападаете, – насмешливо обронила Бранка, – а то сегодня меня Леу чуть ножницами не убил. И все из-за твоего Нанду, которого я, желая тебе добра, хотела немного помариновать в тюрьме, чтобы оба вы одумались.

Бранка посмотрела на Атилиу, ожидая сочувствия.

– Ты? Другого я от тебя и не ждала! – возмутилась Милена. – Я всегда знала, что ты мне враг! Но этого я так не оставлю.

– И убью тебя ножницами, – мрачно закончила Бранка. Милена готовилась ответить. Разгорался второй за этот день скандал. Ниточка, связывающая Атилиу и Бранку, вновь ослабла.

– Я уезжаю и беру с собой Милену, – сказал он, поднимаясь с дивана. – Давно я не прогуливался в обществе такой красавицы!

Он мягко взял Милену под руку, и она подчинилась его ласковой сильной руке.

– Я с вами, – торопливо сказал Арналду. Ему совсем не улыбалась перспектива остаться наедине с раздраженной Бранкой. – Нам нужно обсудить твою свадьбу.

Слово «свадьба» действовала на Милену завораживающе. Она сразу забывала обо всем.

Бранка никого не удерживала. С нее хватало сегодня переживаний. Как только она осталась одна, Зила принесла ей записку Фаусту, из-за которой и разгорелся в доме сыр-бор.

Прочитав ее, Бранка усмехнулась: новости ему сообщать! Он что, хочет из нее почтового курьера сделать? Совсем обнаглел.

Однако, как нелепо это ни казалось, она чувствовала, что они с Фаусту одного поля ягоды и прекрасно понимают друг друга, и ей с ним куда проще договориться, чем с Леу.

Она позвонила Розе и распорядилась послать Фаусту адрес санатория, где лечится его сын.

Потом она устало откинулась на подушку и опять с презрением подумала, что Леу просто блаженненький и принимать его всерьез грешно.

А Леу все никак не мог успокоиться, не мог справиться с потрясением: неужели его мать способна на такое? Неужели после этого она может спокойно спать, ходить, жить?

Пусть это покажется несколько странным, но Милене легче было не обращать внимания на предательство Бранки, чем Леу, который всегда и все прощал своей матери. Во-первых, потому, что она давно уже не доверяла матери и инстинктивно ждала от нее всевозможных гадостей. Больше того, в горячую минуту она даже высказала матери прямо в лицо догадку, что арест Нанду – дело ее рук. Во-вторых, мучительно пережитый арест любимого, слезы, бессонные ночи, полное отсутствие аппетита, отчаяние – все осталось позади. И возвращаться в это прошлое Милене не хотелось. Она стремилась к будущему – светлому, лучезарному, а если еще честнее, то целиком была занята настоящим: ощутимым присутствием Нанду, их близостью, их любовью. Она жила от встречи до встречи, и только они казались ей реальностью, а все остальное – сном, зыбким, нереальным. Мрачной тенью появилась в нем Бранка, и Милена отстранила ее, как отстраняют тяжелый заслон, чтобы дышать и дышать чудесным свежим воздухом.

Куда отраднее было для нее то, что отец, которого она так любила, жил мечтами о ее свадьбе. Арналду познакомился с Лидией, они нашли общий язык и могли часами сидеть рядышком и обсуждать саму церемонию, список гостей, угощение. Они не приходили ни к какому решению, потому что не хотели к нему прийти, потому что им нравилось это занятие и они вдохновенно ему предавались.

Когда, входя в дом Нанду, Милена видела тесно сблизившиеся головы: кудрявую будущей свекрови и седеющую отца, – оба увлеченно обсуждали что-то, – сердце ее сладостно сжималось от предчувствия счастливой благополучной жизни. Когда близкие вкладывают в нее столько любви, жизнь не может не быть счастливой.