Бригада уходит в горы - Равиль Бикбаев

«Но как и прежде тропой пустынной идем к горам, что бы вернуться, но и кого-то оставить там…» — услышав исполненную строку из песни своей юности я нехотя повернул голову. У входа на станцию стоял высокий сутуловатый небритый бомжеватого вида мужик в грязном камуфляже, с гитарой. Хрипловатым, похмельно — осипшим голосом он негромко пел, у ног обутых в давно не чищеные ботинки стоит картонная коробка. Пробегая мимо него прохожие бросали мелочь в коробку и не слушая исполнителя бежали дальше.

«Еще один «герой» под такую его» — равнодушно отметил я и отвернулся.

За соседний столик присели двое ментов, молодые замотанные ребята в несвежей форме. Хозяин закусочной среднеазиатского типа смуглый лысоватый мужичок быстро вышел к ним неся на подносе стаканчики с кофе и пластиковые тарелки с едой. Невольно слышу:

— Ему тоже, — кивнув в сторону певца приказал хозяину закусочной, мент постарше с мятыми погонами старшего лейтенанта.

— А платить? — неуверенно с легким акцентом спросил хозяин, сноровисто расставляя на столике тарелки и стаканы.

— Я вот тебя узбек, гастарбайтер ты х. ев, в отстойник засуну на три часа, — нехорошо ухмыльнулся мент, — там и расплатимся.

У немолодого мужика задергалось лицо, но он промолчал и торопливо вернулся в свой закуток. И у меня непроизвольно чуть дрогнули губы, мой погибший друг был узбеком, а если бы ему так сказали, он то чтобы сделал? А я чтобы сделал? Хотя про себя то я уже знаю: сижу; молчу и продолжаю слушать.

— Ты это чего? — удивленно спросил второй мент помоложе — лейтенант, — на хер тебе этот бомжара нужен? Его гнать отсюда надо.

— Ты у нас в отделении первый день на смене вот и запомни, — объяснял старлей брезгливо ковыряя пластмассой вилкой гарнир в тарелке, — Этот — он чуть кивнул в сторону певца, — из настоящих. Когда он тут появился, то мы его в отделение отвели и все документы проверили. Льготное удостоверение есть, в военном билете отметка что служил в Афгане есть, удостоверение к медали есть. На бутылку дали и отпустили. Пусть себе зарабатывает как может. И подкормить его тоже не помешает.

— Понятно, — легонько вздохнул второй мент и тоскливо заметил собеседнику, — еще неизвестно как нам командировки в Чечню отрыгнуться, может вот так же стоять будем.

— Вот и я об этом…

Хозяин торопясь принес еще один поднос с едой, суетливо все расставил и подбежал к певцу. Быстро кивая головой заговорил, тот вопросительно глянул на ментов, старлей сделал приглашающий жест, певец не торопясь пошел к столикам.

— Не узнаешь? — глянув в мою сторону хрипловато спросил подошедший к столику певец.

Смотрю на его помятое небритое лицо, потухшие глаза, отечные мешки алкоголика под глазами, к его помятой камуфляжной куртке на засаленной ленточке приколота медаль «За отвагу».

— Я вас не знаю.

— А я вот тебя сразу узнал, — морщится певец и скалит в улыбке давно нечищеные зубы, — не сильно ты изменился.

— Есть проблемы? — сразу насторожился старлей, и мне властно, — Предъявите ваши документы!

— Я его знаю, — все еще улыбаясь говорит певец, обращаясь к офицеру, — 56 — я бригада, вторая рота, командир третьего взвода, — и уже мне:

— Верно?

— Ты кто? — все еще не узнавая спрашиваю я и еще раз оглядываю его. Нет этого опустившегося человека, этого дурно пахнущего алкаша я не знаю. Разве что мельком где-то виделись?

— Олег В***, - представляется певец, — ну теперь узнал?

Так что же с тобой случилось Олег? Где же тебя убили? Ты же труп! Не может человек без души жить, а твоя душа умерла, я это по мертвым глазам вижу. Без души жить тело не может, только существовать. Пить, жрать, ходить, но не жить. Разве затем мы выжили на войне, чтобы дома умирать. Я же твои статьи в газетах читал, думал: «вот молодец парень, журналистом стал». Ждал когда ты про нас напишешь. Где же твой роман, под такую твою мать! Как иначе про нас узнают? Про настоящих, не терминаторов, не киборгов, не суперменов, про настоящих солдат, самых обычных ребят брошенных в дерьмо ненужной нам войны.

— Газета где работал, медным тазом накрылась, другая работа дрянь, толком нигде не платят, жизнь паскудная, стресс водочкой снимал, тут выпил, там похмелился, вот понеслась п…а по кочкам, — закусив рассказывает Олег.

Поев менты уже ушли, час пик прошел, в этой жалкой забегаловке за столиком сидели только мы вдвоем. Уже выпили за встречу. Вспомнили живых и мертвых и еще раз выпили за помин души погибших ребят. А Олег криво улыбаясь все рассказывал:

— Жена ушла, родители умерли, денег нет, вот я тут и пристроился. А чё?! — Он с пьяным вызовом посмотрел на меня, — Все нормально, на бутылку на жратву всегда наберу, а чего еще надо?

Что надо? Не знаю. Каждый сам для себя решает, что ему надо. Жизнь паскудная, не платят, работа дерьмо, так у тебя одно что ли так? Всем досталось. Только мы продолжаем карабкаться по жизни, а ты сдался. Побираешься тут, по дешевке за бутылку торгуешь нашей памятью, за подачки поёшь не тобой написанные песни.

— А как же твой роман, про нас? Помнишь? Ты же обещал написать…

И не давая договорить он меня прерывает:

— Да кому он на х. й нужен?

Никому, ты прав. Такие как мы только на войне нужны. Как под жопой гореть начинает, вот только тогда нас зовут: «Товарищи солдаты! Защитим Родину- мать! Не выдавайте родимые!» А в другое время лучше, проще не вспоминать, забыть, про тех кто откликнулся на этот призыв. А про войну приключенческие сказки рассказывать, что бы с охотой шло воевать свежее пушечное мясо нового призыва. Всегда так было. Вот только это не повод чтобы заживо умирать.

— Ну что еще по одной? — предлагает бывший солдат, бывший журналист, бывший человек, умевший воевать, но так и не нашедший в себе силы жить.

— Может ко мне поедешь? — неуверенно предлагаю я, пока замотанный хозяин несет очередную бутылку, — Работу тебе подберу, пока на стройке, а там посмотрим, квартиру найдем, если надо подлечим, у меня полно знакомых врачей…

— Ага и ты будешь как встарь мне мозги еб. ть, это делай, это не делай, — со злобной иронией ухмыляется Олег, безразлично интересуется:

— Ну и сколько у вас в Мухосранске рабочий получает?

Говорю сколько. Немного, да и задержки бывают. Но на жизнь хватит. И потом все дальше только от тебя зависит. Булькающим смехом сквозь пьяную икоту заливается Олег:

— Да ты что совсем ох. ел? Я тут за день больше заработаю…

Он уже заметно опьянел, осоловел, руками хватает закуску, запихивает в рот, наливает дешевую водку пьет. Смачно отрыгивает. Я прощаюсь и ухожу, скоро поезд, а меня ждут дома. И слышу как в спину хрипло кричит мне Олег:

— Если тебя так приспичило, сам пиши. А мне уже все по х. й!

На его крик оборачиваются редкие прохожие, а я ухожу не оглядываясь.