Небесный странник - Владимир Корн

Вопрос задал рыжеволосый крепыш, чем-то очень похожий на моего первого капитана, Кторна Миккейна, разве что глаза у него были самого обычного серого цвета. Еще в корчме я успел заметить, что этого человека куирис слушаются беспрекословно. Ему и слов не требовалось, хватало одних жестов, а то и просто взглядов.

Отвечая, я снова пожал плечами:

— Думаю, три дня хватит. Только… Только если не брать на борт «Небесного странника» пассажиров.

Последние слова дались мне с трудом. Надо же, поначалу все так удачно складывалось: появилась великолепнейшая возможность заработать немало монет, и вдруг на тебе.

Мне, конечно, очень жаль сорвавшегося со скал скрипача, своей игрой трогавшего до глубины души даже черствых куирис. Но почему бы ему не сорваться сразу после того, как я улечу из Антира? И второй вопрос: отправляться следует немедленно, и почему никто не задумается, как я устал, добираясь сюда? Как я мечтаю оказаться в своей постели… Полет в Антир по Великому Каньону и при свете дня далеко не лучший в герцогстве белый кантильский сахар, а уж сейчас, ночью…

— Леди? — Теперь крепыш смотрел на Николь.

Девушка кивнула:

— Думаю, такой срок я смогу его удержать.

После чего рыжеволосый обратился к остальным:

— Господа, мы все понимаем, корабль не сможет взять на борт пассажиров. Ведь если даже осла перегрузить поклажей, то и он будет еле плестись.

Сравнение «Небесного странника» с ослом мне совсем не понравилось, но я благоразумно решил промолчать.

— Как понимаем и то, — продолжил крепыш, — что капитан прибыл сюда совсем не для того, чтобы убедиться — у нас варят лучшее пиво для лучших людей герцогства, собравшихся именно в Антире. И потому… — Он повысил голос, после чего положил на плоский камень недалеко от алтаря два ореха-куири, после чего жестом призывал к нему присоединиться.

«Как же все-таки он им дорог, Герберг-скрипач!» — поразился я, глядя на то, как быстро растет горка куири на камне. Тут попадались орехи всех цветов: и зеленые, и зелено-синие, а больше всего — просто синих. Но их общее количество говорило о том, что с оплатой я явно не прогадаю. Даже на взгляд сумма должна получиться больше, чем если бы я доверху набил трюм «Небесного странника» пассажирами.

— Несите Герберга на корабль! — громко объявил я после выжидательного взгляда крепыша. — Мы отправляемся немедленно!

Затем повернулся и, не оглядываясь, пошел к «Небесному страннику», совершенно не беспокоясь после увиденного, что с Николь может случиться что-нибудь дурное.

«И не вздумайте кто-нибудь крикнуть мне вслед, что я забыл забрать орехи. Отец много раз повторял мне слова одного древнего мудреца. Имя мудреца я так и не запомнил, но его слова помню отлично. И звучат они так: „Кто любит деньги, тот любит только деньги“. И мне будет очень стыдно забрать в уплату орехи, с риском для жизни собранные куирис на скользких каменных стенах бездонных ущелий, отданных мне, чтобы спасти жизнь одному из них. Особенно после появления в часовне Николь. Она ведь совсем не знала этого скрипача, но ей отлично известно все, что говорят о самих куирис…»

* * *

Все время полета в Магуранд я практически не сходил с мостика. Даже спал там, завернувшись в один из двух овчинных тулупов, что всегда хранятся на мостике в особом ящике на тот случай, если кораблю придется срочно подняться ввысь, где всегда очень холодно.

Из Великого Каньона мы выбрались легко — ветер в каньоне всегда дует с севера на юг, в нужную нам сторону. Я сам стоял за штурвалом, ловя наиболее сильные потоки попутного ветра, благо все время пути он действительно был попутным. Амбруаз поил меня каким-то особым напитком, и сладким, и горьким, и жгучим одновременно, придававшим мне сил. А главное, зелье позволяло обходиться почти без сна.

Дело было даже не в скрипаче Герберге. Николь, не отходившая от юноши ни на минуту и все время держащая его за руку, таяла на глазах. Я очень беспокоился за нее и потому не страшился, что мои люди что-то заподозрят, когда без видимых причин направлял «Небесный странник» в ту или иную сторону или неожиданно распоряжался опустить его, а потом поднять — я ловил ветер. С самим Гербергом отправились еще два куирис — для сопровождения, как выразился один из них.

Мы прибыли в Магуранд ночью, затратив на дорогу всего два дня. Но клянусь именем самого Создателя — даже если бы я не спал совсем, мы не смогли бы преодолеть путь за меньшее время. Гвен прыгнул с борта «Небесного странника» еще до того, как корабль коснулся посадочного поля. Он приземлился на ноги, упал, ловко кувыркнулся, гася силу удара о землю, и исчез в ночной мгле.

Ждали мы его недолго. Не знаю, что он там наобещал владельцу открытой повозки, запряженной двумя лошадьми, но тот лихо осадил коней возле самого борта корабля. Когда мы переносили Герберга в повозку, Николь пришлось помогать идти, до того она ослабла, когда и у храма Богини-Матери сама выглядела не намного лучше своего подопечного. Зато Герберг все еще оставался жив.

Храмы открыты всегда, в любое время суток, и потому задержки не случилось. Носилки со скрипачом, влекомые его сопровождающими куирис, вместе с Николь исчезли во внутренних помещениях храма, а мы с Гвеном уселись дожидаться вестей на ведущие к входу каменные ступени.

Ждать пришлось долго. Наконец оба куирис показались, и судя по их лицам, опасность Гербергу больше не угрожала.

— Где Николь? — поинтересовался у них я, потому что девушка вместе с ними из храма не вышла.

— Она осталась внутри, ей очень плохо, — ответил тот из них, что выглядел постарше. — И еще, господин капитан, возьмите это — благодарность от всех от нас.

Он протянул ко мне открытую ладонь, и на ней лежали три ореха.

Всего три, но каждый из них выглядел таким, как те, что по рассказам Кремона попадаются куирис раз в жизни: большие, ярко-зеленые, как будто светившиеся изнутри. Я сгреб куири с его ладони уже на бегу, бросаясь внутрь храма. Мне нужно срочно увидеться с Николь. Если верно то, что говорят о куири — они единственное, что может спасти девушку, израсходовавшую на Герберга всю свою жизненную силу без остатка.

«И почему им в голову не пришло отдать куири ей?» — думал я, быстрым шагом, чуть ли не бегом, двигаясь по залу храма и пытаясь отыскать Николь взглядом.

Мне преградила дорогу одна из храмовых жриц, и когда я уже открыл рот, чтобы все ей объяснить, сказала:

— Идите за мной.

Николь лежала на постели с закрытыми глазами, и при взгляде на нее сердце у меня ухнуло куда-то глубоко вниз — неужели это все?

Но нет, когда я осторожно приблизился к ней, девушка открыла кажущиеся такими бездонными глаза и мягко улыбнулась:

— Спасибо, Люк.

— Вот, — и я протянул ей все три ореха. — Это должно помочь. Сейчас я их только чем-нибудь расколю… — и завертел головой по сторонам, разыскивая подходящий предмет.