Невернесс - Дэвид Зинделл

душа может убояться великого путешествия, и он совершит путь покороче — к другой лунке».

Я ждал, стоя абсолютно неподвижно, согнувшись, как древний старец. Мускулы на ногах уже сводило — я ждал долго.

Говорят, что терпение — высшая добродетель охотника. Что ж, прекрасно, сказал я себе, — буду терпелив. Я слушал, как свистит ветер, как отдельные его струйки и завихрения сливаются вместе и словно бы затихают, а потом вдруг кидаются на меня с новой силой. Временами ветер замирал совсем, и наступала тишина. Эти промежутки вселяли в меня беспокойство и предчувствие худшего. Я не хотел слушать стук собственного сердца и не хотел, чтобы ветер сорвался как раз в тот момент, когда тюлень всплывет подышать — если он вообще всплывет. Я много чего не хотел слышать. Белые медведи тоже охотятся на тюленя — и на человека. По словам Юрия, Тотунья любит подкрасться к аклии и залечь, а потом бросается на охотника и сворачивает ему шею одним ударом. Медведя, когда он крадется по снегу, разглядеть невозможно, а шума он почти не производит. Но я все-таки прислушивался. С севера донесся стонущий звук — ветер задул снова, и стон его постепенно переходил в рев. Я сильно замерз, и мочевой пузырь у меня был полнехонек. На голубом небе плясал желтоватый отсвет ледяных полей. Деваки в таких случаях говорят, что лед моргает. Я тоже моргал, не сводя глаз с поплавка, думая о своем мочевом пузыре, медвежьих зубах и прочих приятных вещах. Я попытался сосредоточиться. Мне казалось, что душа тюленя шепчет мне что-то и зовет меня, но это был только ветер. Он жег мне лицо, я моргал, и тут…

И тут поплавок подскочил вверх.

Я взял гарпун, выжидая, когда поплавок опустится. Он исчез в аклии, и я обеими руками поднял гарпун высоко над головой, а потом вогнал его в снег. Он легко пробил белую корку, и я ощутил что-то неподатливое — это зазубренное острие вонзилось в тюленя. Из-под снега раздался низкий, полный боли рев.

— Ло морас ли Нунки! — вскричал я и ухватился за веревку. Последующий рывок чуть меня не свалил. Я уперся пятками в снег, откинулся назад и пропустил веревку поперек спины.

— Мэллори морас ли Нунки! — услышал я крик Бардо, и новость эхом покатилась от аклии к аклии: — Мэллори морас ли Нунки!

Я напряг все силы, пытаясь вытащить тюленя из лунки. Поврежденное колено разболелось. Я то выигрывал несколько футов, то опять уступал их, и наконец тюлень, собравшись с силами, повалил меня. Я ехал к аклии, зарывшись носом в снег, понимая, что надо отпустить веревку — иначе тюлень утащит меня под воду сквозь непрочный снежный мост. Но я только крепче вцепился в нее, пытаясь перевернуться на спину и выбросить ноги вперед, чтобы зарыться ими в снег. Вместо этого я запутался ногами в веревке. Я тщетно пытался выпутаться, а снежный мост уже прогибался подо мной.

— Отпусти! — заорал кто-то, но я не мог этого сделать. Веревка позади меня натянулась: Бардо, выпучив глаза и надув красные щеки, тянул ее на себя. — Тащи давай, олух! — крикнул он мне.

Я поднялся и тоже стал тянуть. В бурлящей аклии, среди глыб обвалившегося снега, показался большой черный тюлень. В боку у него, чуть выше плавника, торчал гарпун. Я опасался, что от наших усилий гарпун выскочит, но он держался, и мы фут за футом вытащили тюленя из аклии на снег. Я пришел в ужас, увидев, что матерый самец все еще жив. У него вырвался кашель, похожий на полный изнеможения вздох, и яркая артериальная кровь фонтаном брызнула из пасти.

— Мори-се! — сказал я Бардо. — Убей его!

Но он потряс головой и указал на север. Юрий с Лиамом бежали к нам на помощь. Убить тюленя было моим долгом и привилегией, о чем не преминул напомнить мне трусишка Бардо. Я обещал, что сделаю это, но теперь не мог.

— Ти мори-се, — сказал Бардо, подав мне каменную палицу. — Давай, паренек. Скорей, пока я не разревелся.

Я размахнулся и опустил палицу на лоб тюленя. Раздался мягкий удар, и тюлень с шумом выпустил воздух, словно благодаря меня за избавление от мучений. Вслед за этим настала тишина. Я заглянул в темные влажные глаза тюленя, но жизнь уже ушла из них.

Юрий и Лиам, отдуваясь, остановились на краю аклии. Юрий, оглядев тюленя, тут же помолился за его душу.

— Пела Нункианима, ми алашария ля шантих деваки. Никогда еще, Мэллори, не видел я такого тюленя. Это дед всех тюленей, пращур всех тюленей. Чудо, что вам с Бардо удалось вытянуть его вдвоем.

Прибежал Соли, за ним Висент и вся прочая Манвелина. Они окружили тюленя, тыкая его унтами и трогая его темную шкуру. Лиам, оттянув свою толстую нижнюю губу, заявил:

— Это тюлень на четырех человек. Когда я был мальчишкой, мой отец, Висент и Джайве вытянули тюленя втроем, и он был самым большим из всех, которых я видел. — Посмотрев на меня и Бардо со смесью зависти и почтения, он спросил: — Как это вы сумели вытащить тюленя, который требует четырех человек?

— У Бардо сил хватит на двоих, — объяснил ему Юрий, — а Мэллори нынче убил своего доффеля — поэтому не удивляйся, что они вдвоем вытащили из моря праотца всех тюленей. — Но и Юрий еще долго смотрел на распростертую на снегу огромную тушу, словно сам не понимал, как это мы ухитрились.

Я убил тюленя.

Я сунул в рот пригоршню снега и раскрыл тюленю пасть. От него шел крепкий бродильный дух. Я пустил струйку талой воды ему в рот, дав ему напиться, чтобы он не испытывал жажды, совершая путь на ту сторону.

Соли, перехватив мой взгляд, слегка кивнул. У алалоев охотники, добывшие зверя, наедаются досыта тут же на месте. Тюленя убил я, и привилегия разделать его тоже принадлежала мне — но я медлил, чувствуя, как Соли прямо-таки сверлит меня взглядом. Потом я взял нож, вспорол тюленю брюхо и вырезал печень. Это была страшная, кровавая работа. Пурпурную, дымящуюся печенку я, как и обещал, вручил Лиаму. Он угрюмо разрезал ее на куски и раздал всем охотникам, сказав:

— Мэллори посчастливилось.

Я съел свой кусок — сочный, железистый и вкусный. Мне не верилось, что я убил тюленя.

— Мэллори Тюленебой принес нам удачу, — сказал Юрий. — Бардо Силач и Мэллори Тюленебой, они оба принесли нам удачу. Я думаю, завтра мы добудем много тюленей.

Все улыбались и казались счастливыми — не улыбался только Джиндже, сын двоюродного брата