Петр Окаянный. Палач на троне - Андрей Буровский

Не менее странноватым был и современник Петра I, японский сегун Цунаёси Токугава, пятый сегун в династии Токугава, прозванный «собачьим сегуном» (ину-сёгуном). Правил он в 1680–1709 годах и «прославился» серией указов, тоже чем-то неуловимо напоминавших петровские: как своим волюнтаризмом, так и невероятной надуманностью.

Сегун Цунаёси опекал и защищал от всяческих обид животных, в первую очередь собак… Делал он это потому, что однажды буддийский монах объяснил Цунаёси, что отсутствие у него мужского потомства объясняется грехами, совершенными в прошлых жизнях — в этих прошлых жизнях он погубил много живых существ.

Поскольку Цунаёси родился в год Собаки, по 12-летнему календарю, он и решил посвятить больше всего внимания собакам. В 1687 на бедную Японию посыпались «собачьи указы» — общим числом до двадцати (тоже похоже на Петра). Подданные сегуна не должны были убивать, бить, пугать собак, отказывать им в пище или в праве войти в их дом. Даже обращаться к собаке или говорить о собаке нужно было с соблюдением определенных вежливых форм. Не просто какая-нибудь «ину» — собака. А уважительно — о-ину-сама, что можно перевести примерно так: «уважаемая госпожа собака».

Трудно сказать, насколько соблюдала Япония «собачьи указы». Во всяком случае, жители города Эдо, «восточной столицы» (по-японски Токе, что и стало позже официальным названием города — Токио), были настолько недовольны, что в 1695 году городские власти Эдо организуют питомник на 50 тысяч собак. Местные власти нетрудно понять — и не выполнять указания Цунаёси они не могут, и игнорировать мнение народа они не в силах. Власти Эдо пытаются и соблюдать «собачьи указы», и одновременно убрать собак из города, тем самым ослабив недовольство.

В 1709 году, как только умер Цунаёси, все его «собачьи указы» преемники тут же отменили, и «собачий сёгун» вошел в историю на правах своего рода ходячего живого анекдота.

Но как раз на годы правления странноватого Цунаёси приходится взлет японской культуры! Как будто специально для того, чтобы показать — никакой специальной закономерности не существует, не связаны напрямую таланты правителя и цветение его страны… Или тут опять сказывается «защита от дурака»?

В истории Японии огромное значение придается «годам Гэнроку» — 1688–1703 годам: это время максимального взлета городской культуры. Время, когда возникли явления, очень похожие на культуру Нового времени в Европе. Это время появления театра кабуки, рассчитанного на горожан, причем на демократические слои населения и их непритязательные вкусы.

Это эпоха писателя Ихара Сайкаку (1642–1693 годы), зачинателя японской городской литературы, создателя целой серии приключенческих романов. Его повести из жизни горожан открыли целое направление в японской литературе, получившее название «укиё-дзоси» — «рассказы о суетной жизни».

Это эпоха Мацуо Басе (1644–1694), мастера японского трехстишия-хокку, и драматурга Модзаэмона Тикамацу (1653–1724), чьи пьесы ставятся до сих пор. Это время, когда жил художник Корин Огата (1658–1716), предшественник и учитель Китагава с его портретами, и Хокусаи Кацусика с его пронзительными видами Фудзиямы и знаменитой «Волной».

Приходится признать — и тут страна жила сама по себе, а ее властитель сёгун Цунаёси — сам по себе, в своих собственных измерениях.

Ну ладно… Пусть даже на престоле Московии, а с 1721 года — Российской империи сидел то ли царь-Антихрист, то ли попросту сумасшедший. Но, в конце концов, как бы ни были бесправны его подданные, как бы ни были они вынуждены подчиняться страшному существу, занявшему трон… но вот он умер. Почему бы не вывести… ну, хотя бы не попытаться вывести страну из тупика, в которую загнал ее Петр Первый?

Сподручнее всего заняться этим для тех, кого сам же Петр выдвинул на главные роли в государстве, сделал крупнейшими начальниками и кто остался после него самыми влиятельными людьми, обладателями самой большой власти. В конце концов, «разоблачение культа личности» Сталина и «неоправданных репрессий» провел не кто иной, как Н. С. Хрущев — один из ближайших сподвижников тирана, лично виновный в убийстве нескольких миллионов человек на Украине, в ходе «коллективизации». Если уж государство оказалось в тупике, надо же из него рано или поздно выходить.

Итак, сподвижники царя-Антихриста…

Каждый из нас с детства слышал о сподвижниках Петра: Меншикове, Апраксине, Толстом, Ягужинском, Ромодановском. Старая легенда гласит, что «сподвижники Петра» были как один, «худородны», а им противостояло «консервативное боярство». Но даже из этих названных все, кроме Меншикова, — потомки старинных родов, старое и знатное дворянство.

В. В. Мавродин выделяет две группы высшей знати при Петре более обтекаемо: если одна группа состояла из людей, которым пребывание возле трона — дело наследственное (Федор Юрьевич Ромодановский, Борис и Дмитрий Голицыны, Н. И. Репнин, весь клан Долгоруких; к этой группе примыкал и Яков Вилимович Брюс), то вторая — из вельмож «хотя и титулованных, но по большей части не родовитых, не знатного происхождения». «Своими титулами и чинами, своим богатством и влиянием, своим местом в обществе, короче говоря, всем, они были обязаны Петру»[63]. Это Александр Данилович Меншиков, Гаврила Иванович Головкин, Петр Андреевич Толстой, Федор Матвеевич Апраксин, Иван Иванович Бутурлин, Павел Иванович Ягужинский.

С такой трактовкой уже можно согласиться, но к ней непременно нужно добавить: точно из таких же групп состояли и придворные Алексея Михайловича, и уж конечно, Федора Алексеевича. Приближение ко двору способных и вызывающих доверие дворян — в Московии традиция всего XVII века. Вопрос, кого царь выдвигает и приближает к себе.

«Петр, несмотря на свою молодость и потешный характер своих занятий, успел уже из окружающего его общества притянуть к себе лучшие силы, взять лучших людей, отличавшихся какой-либо способностью»[64], — уверяет С. М. Соловьев.

Вероятно, в числе этих «лучших людей» он готов назвать и Франца Лефорта… Фигуру столь же зловещую, сколь и загадочную. Происхождение Лефорта покрыто мраком. Называли его и французом, и голландцем, и крещеным евреем, но никто не смог бы показать дом, где родился Франц Лефорт, и назвать имя его родителей. Вроде бы, он из Женевы, из семьи тамошних купцов… В Женеве даже показывают дом, где он родился…

Но существует, по крайней мере, еще две версии места его рождения. Вот насчет происхождения от горожан — версия как будто подтверждается, но тоже все довольно зыбко. Выражаясь в духе братьев Стругацких, Лефорта следует называть «человеком безо всякого прошлого». Это самая лучшая кандидатура для агента жидомасонов, который выполнял задание своего ордена по спаиванию и развращению царя. При некоторой фантазии можно считать Лефорта и инопланетянином, заброшенным из Волос Вероники или Магелланова Облака для вершения каких-то нехороших дел на Земле.