Двери в полночь - Дина Оттом

Прошел уже не один час, а мы все так же стояли, завернувшись в один огромный плед, совсем как раньше, и курили, говоря обо всем. Она задавала вопросы, я пыталась отвечать, не нарушая клятву секретности.

— Ты работаешь в госструктуре?

— Ну… В общем, да.

— Это опасно?

— Ну… В общем, нет.

Вьется в небо сигаретный дым.

— Тебе нравится?

Пауза.

— Да.

— А почему так неуверенно?

— Вначале нравилось очень, а теперь… Поцапалась с начальством.

— Оно плохое?

— Оно просто замечательное! Оно поит меня кофе, выделило мне машину и квартиру, оно заботливое и внимательное…

— И что же тогда?

— Не знаю… Он просто стал вдруг другим. Чужим.

— Он?

Тихий смех.

— Ну да, он. Мой начальник. Их у меня вообще-то два, но вот сегодня я поцапалась именно с ним. С самым старшим.

— Сколько ему лет?

— Если бы я знала! На вид чуть младше меня.

— Младше?

— Это только на вид. Знаешь, у него такие глаза…

— Какие?

— Как ледышки. Как старые ледышки из Антарктиды.

— Значит, не все так просто.

Молчание, дым и хлопья снега.

— Знаешь, я на задании налажала.

— Сильно?

— Сильно. Возвращаться стыдно.

— Так, может, бросить?

— Ни за что!

Тихий смех, дым и снег.

— Значит, тебе там нравится все-таки?

Вздох, молчание.

— Значит, да.

Тишина, дым и снег…

Мы уже вошли с балкона в комнату, замерзшие, но довольные, с хлопьями снега на волосах и пледе, когда вдруг зазвонил мой мобильник.

— В Институт. Быстро. Машина будет через пять минут. Сразу к Оскару. Общее собрание, — отчеканил холодный голос Шефа, и я вдруг поняла, насколько рада слышать его. Даже таким. Здесь, вдали от работы, вдали от моей новой жизни, я поняла, как она дорога мне. Пусть и такая, временами тяжелая, — зато моя.

Мама, стряхнув снег и развесив плед на спинках двух стульев, вопросительно приподняла бровь.

— Это… — Я замялась, пытаясь объяснить. — Мне надо бежать… Прости.

Я беспомощно развела руками. Или она меня поймет, или нет.

Она улыбнулась, кивнула.

Я побежала в прихожую надевать не успевшие высохнуть сапоги. Мама прислонилась к косяку и разглядывала меня, пока я прыгала на одной ноге, матерясь на молнию.

— Никак не могу привыкнуть, что ты такая.

— Я сама не могу, — я сдула в сторону мешающую прядь, — но мне нравится.

— Я думаю! — Она хихикнула.

— Ну я пошла, — я взялась за замок и оглянулась. — А что ты ремонт не сделаешь? Я же тебе деньги высылаю!

— Не хочу, — мгновенно надулась она, — мне и так хорошо.

— Консерва, — покачала я головой, раскрывая дверь.

Уже когда я стояла у лифта, меня догнал ее вопрос:

— Чирик, а кто это тебе звонил?

Я обернулась:

— Он. Ну мой шеф.

Двери лифта открылись, и я ступила внутрь, когда до меня долетел ее тихий насмешливый голос:

— Ну да, просто шеф, конечно…

Сбор был назначен в одном из подвальных актовых залов. Я поспешила вниз, стараясь выкинуть из головы засевшую занозой лубочную картинку счастливой пары — хоть в каталог модной одежды вставляй — Шефа и Айджес. И ее улыбки. И огромного бриллианта. И я уже представила себе идеальную свадьбу.

— Ой, кого я вижу! — раздался позади меня женский голос, и я уже собралась было получить новую порцию ядовитой иронии, но это была Вел — как всегда обвешанная чертовой кучей непонятных амулетов и лохматая как банши. Она как раз прошла один лестничный пролет и увидела меня. На этот раз ее парусиновые штаны были ярко-голубого цвета, а рубашка в стандартный индийский «огурец» — снежно-белой.

Только я успела выдохнуть, как взгляд мой опустился на туфли ядерно-красного цвета — Вел неисправима.

— Куда ты пропала? — Она нагнала меня и улыбнулась, автоматически поправив и без того нормально сидящие очки с толстыми стеклами. — Я даже волноваться начала.

Я махнула рукой:

— Меня блюли. Как и всегда. А вот ты мне скажи, откуда у тебя очки?

— Очки? — Эмпат сняла их с носа и покрутила в руках, как будто видела впервые. — Вообще-то из тумбочки. Я их с седьмого класса ношу.

Я недоуменно подняла бровь.

— Правда-правда, — она водрузила оправу обратно и вдохновенно взмахнула в воздухе пухлой рукой, — ты наверняка знаешь, что слепые люди лучше слышат?

Я кивнула.

— Это как бы эффект замещения, — продолжала Вел, пока мы спускались вниз по обитым все тем же синим ковролином ступеням, — где-то убавилось, значит, где-то прибавилось. Вот и у меня так же, только когда хуже вижу, я лучше чувствую.

Я вопросительно посмотрела на нее.

— В смысле ты лучше слышишь нас?

— Точно. Так что я на смену всегда хожу так, а вот на такие мероприятия, как сейчас, — в очках. Надо же начальство разглядеть, — Вел хмыкнула, перескочив через пару ступенек.

— Кстати, а где ты была все эти дни? — Она обернулась ко мне с самым невинным видом. Невинным настолько, что стало ясно — она что-то знает.

— Изучала теорию! — Я решила не подавать вида. — Ты вот знаешь, откуда пошли оборотни?

— Ну, — Вел поправила очки, — кажется, там была одна веселая вдовушка, которая не брезговала симпатичными волками…

Я споткнулась от неожиданности и полетела вниз, но вовремя раскинула руки и, качнувшись назад, удержалась на крае ступеньки на цыпочках.

— Так это правда?!

Вел смотрела на меня с такой нескрываемой горечью, что я опомнилась, перенесла вес тела назад и наконец встала, как обычный человек, на две ноги.

— Вот в чем я вам, оборотням, всегда завидовала, — начала Вел, проигнорировав мой вопрос, — это вашему чувству равновесия. Даже Михалыч может так. Ну примерно так, конечно, габариты у него все же не те.

— Да ладно, — я хмыкнула и махнула на нее рукой, — ты не представляешь, какой я раньше была толстой и неуклюжей!

— Отчего же, просто отлично представляю, — тихо проговорила Вел и посмотрела куда-то в сторону.

И я вдруг поняла, каково ей. Она всю жизнь проработала рядом с оборотнями — быстрыми, ловкими существами, способными передвигаться неслышно и пройти по полностью сервированному столу, не задев и салфетки, — а она всегда оставалась полной и неуклюжей. Кто-то рядом с ней выиграл счастливейший билет в мировую лотерею, получив идеальное тело и абсолютные рефлексы, а она осталась человеком. День за днем, год за годом ее группа все быстрее и незаметнее исчезала в темных улицах Нижнего Города, а она, как и прежде, прятала среди волос цветные капельки наушников и закрывала глаза. Только двигаться становилось не легче, а тяжелее. Потому что она — человек и всегда им будет. Потому что ее тело дряхлело, а не наливалось новой, неизведанной еще силой. И так будет всегда. День за днем, год за годом.