Катя едет в Сочи. И другие истории о двойниках - Анна Матвеева

Снега больше не было, под ногами чавкал растаявший бурый шербет. Наташа целую вечность шла к метро, перебирая в кармане кольца. Она не знала, что́ будет с ними делать теперь, когда ей точно известно: у них нет цены. Носить эти кольца она не станет, но просто сберечь для чего-то или кого-то? Сделать это в память о неизвестном человеке, который прожил целую жизнь и оставил после себя целую гору никому не нужных вещей?

Такая же гора останется после каждого из нас: накопленные, подаренные, купленные, найденные вещи.

После всех – кроме Наташи Стафеевой.

Хрустальные розетки, запонки, отбракованные серёжки, синий заварочный чайник, картинку с собакой в поломанной раме она отвезёт своей маме: мама решит, что с этим делать.

А кольца всё-таки, наверное, унаследует. С неизвестной целью.

Наташа довольно долго думала об этом, разглядывая башенки Ярославского вокзала. А потом подошла к ближайшей урне и бросила в неё кольца, даже не достав из пакета.

Урна была пустой, и пакет, приземлившись, звякнул.

Вмоём родном городе работают бургерные с названием «А ты где?». Дети говорят, там вкусно. Я-то по бургерным не хожу. Но ответ на этот вопрос знаю: «в Ревде»! Или, классический, «в Караганде».

Дальше – по мере эрудированности, испорченности. Или тревожности.

Отец всегда за меня очень беспокоился. Следил, чтобы с собой были две копейки позвонить. Просил предупреждать, если задерживаюсь. Спрашивал:

– Тебя точно проводят? Хочешь, встречу на остановке?

Эта тревожность за близких передалась мне от него в полной мере – ни капли не расплескалось.

Особенно я волновалась за младшего сына.

«А ты где?» – мой самый частый вопрос. Эсэмэс, звонки, мессенджеры, аудиосообщения. Ответы: «У бабушки». «Иду по Декабристов». «Внезапно оказался на площади».

Один мой знакомый ушёл однажды из дома в Свердловске за молоком, а позвонил маме на другой день из Москвы.

Я помню, когда в первый раз отпустила сына гулять по городу в одиночестве. Миллион звонков, «тридцать пять тысяч одних курьеров». Терпеливые ответы самостоятельного ребёнка, впервые пересекающего улицу Луначарского (только на зелёный, умоляю!).

Подруга, с которой мы были в тот день, веселилась:

– Ты как будто в космос его отправила!

Но это ведь и есть космос – наш малопонятный и непредсказуемый мир.

Особенно когда речь идёт о детях.

Сколько раз я бросалась на поиски, хотя ничто, как говорится, не предвещало! Звонила учителям и родителям друзей, бегала по всему району, а когда видела на горизонте знакомую фигуру, обмякала всем телом.

– Ну что ты так волнуешься? – спрашивал сын.

А я каждый раз думала: ты так быстро вырос, куда же делся тот маленький мальчик, которого я таскала на руках лет до четырёх – ноги «младенца» свисали чуть ли не до земли.

Летом, когда младшему было три, мы поехали в Черногорию. Всем нормальным людям нравится Черногория, но я никогда туда не вернусь. Всегда говори «никогда».

Мы гоняли на арендованной машине по горным серпантинам, поднимались к монастырям, плавали к островам, вкусно ели – в общем, делали всё, что разрешается делать на отдыхе родителям с маленькими детьми.

А в один из последних дней чёрт понёс нас на курорт близ албанской границы. Велика плажа – так он вроде бы назывался.

Было очень жарко, всем хотелось купаться, особенно детям. Мы оставили машину на паркинге, спустились к воде. Оплатили места под солнцем (точнее, под зонтом), оставили там вещи.

– Сначала – кататься на водном велосипеде, – скомандовал муж.

Младший (не Иосиф, нет) и его братья побежали к воде, мы шли следом.

Катались что-то около получаса. Купаться захотелось ещё сильнее, но форма правления в нашей семье – восточная деспотия. Вернуть велосипед дядьке в плавках и кепке, потом – к шезлонгам, оставить одни вещи, взять другие, и только тогда – в воду: я – со старшими, муж – с младшим. Палочки должны быть перпендикулярны.

Шли по кромке воды: впереди муж, за ним двойняшки, было им тогда около пяти, в арьергарде – мы с младшим. Я смотрела, как красиво играет солнечный цвет в волнах, так их разэтак. Боковым зрением привычно отслеживала маленького: вот он, шлёпает рядом. Какой счастливый день…

А когда мы уже подходили к нашему месту на этой Великой плаже и старшие бросились занимать шезлонги под ворчание отца, я взяла сына за руку – и увидела, что это не мой ребёнок. Какой-то совсем чужой рыжий мальчик шлёпал со мной рядом всё это время! Вырвал руку из моей, испарился.

– Где ты, где ты, где ты? – закричала я. Крутилась на месте, била себя по дурной голове, которой вдруг захотелось полюбоваться игрой солнечного света в волнах.

Старшие заплакали, муж побежал обратно к велосипедному прокату, и вся Великая плажа, клянусь, все как один начали искать пропавшего малыша.

Но его нигде не было.

За спиной – море. Выше – автомобильная трасса. В двух шагах – Албания.

Он, конечно, умеет плавать – все наши дети хорошо умеют плавать благодаря отцу, который и сам может много что переплыть. (Только я у них – сухопутная курица.) Но поднимаются волны. А если малыш не в воде, всё равно плохо: не сможет объяснить, с кем сюда приехал, не сможет найти место на Великой плаже – ведь он видел его лишь минуту.

В эти полчаса я поседела в буквальном смысле слова, хотя если бы встретила такой поворот сюжета в литературном произведении, то поморщилась бы от неловкости за автора. Но жизни плевать на литературу.

Муж прочёсывал Плажу по квадратам, меня трясло как от холода, старшие уже не могли плакать и просто сопели, обхватив меня с обеих сторон ручонками.

Ровно через полчаса пред нами появился младший – отлично выкупавшийся и довольный жизнью.

– Где ты был? – Я сгребла его в охапку. От волос пахло солью и солнцем, длиннющие ресницы слиплись от воды.

– Купался.

– А как же ты нас нашёл?

– Я запомнил.

Тут до малыша наконец дошло, что случилось, и он горько заплакал.

А потом и отец подоспел, с радушным подзатыльником.

«Где ты, где ты, где ты?» – думала я спустя много лет назад на другом, океанском пляже. Буржуазный Биарриц, где гортензии растут как крапива под каждым забором, где сёрферы ловят волну, а спасатели – сёрферов.

Тебе шестнадцать, ты плаваешь в океане, а я сижу на берегу и неотступно слежу за твоей макушкой – отличу её из тысячи. Вот она, макушка. Доплыла до платформы с горкой для ныряния. Сейчас немного посидит там – и снова в воду.

Смешно контролировать такого взрослого парня.