Клуб первых жен - Оливия Голдсмит

– Вы оказали мне огромную честь, – пропела она, – мне та важно услышать ваше мнение.

Джил посмотрел на стены. Н-да! Лично у него подобные эксперименты вызывали отвращение, но он ничем не выдал своих чувств. В мире искусства он не был вожаком, и ему хватало ума это признать. Мэри выглядела несколько обескураженной. Придется ей кое-что объяснить.

– Избранные работы Феб у меня в отдельных залах. Только для самых дорогих гостей, – щебетала Шелби. – Позвольте вас проводить.

Джил вполне мог без этого обойтись. Это все Мэри – стремилась занять соответствующую ступеньку на социальной лестнице, настояла на переезде на Пятую авеню, из кожи вон лезла, чтобы войти в эти дурацкие благотворительные комитеты. Джила это все не волновало. Синтия тоже носилась со всякой светской ерундой, когда-то это ему помогло. Но не более того. Он выше этого, к тому же ему это просто скучно. Но если Мэри очень хочется, он не против. Хотя, конечно, он никогда не позволит ей повесить что-либо подобное в их доме. А сейчас почему бы, действительно, не сходить в комнаты для избранных, не толкаться же здесь в толпе. Взяв Мэри под руку, он проследовал за Шелби и этим омерзительным Кушманом. Неотесанный чурбан. В последнее время он начал зарываться. Джил сделал из него миллионера, но этот хорек продолжает что-то вынюхивать. Ничего, Джил скоро от него отделается.

Не один Джил в тот момент мечтал избавиться от Морти. Шелби готова была рвать на себе волосы. Почему так мало народа? Ей не нужно даже считать по головам, чтобы в этом убедиться, и так видно, что столпотворения нет. Где все завсегдатаи, Гунилла Голдберг, Хайма Мэлиссон? Почему они не пришли? Неужели из-за Морти? Может быть, мама была права – богат он или нет, он всего-навсего нью-йоркский еврей. А искусство – дело тонкое, особенно работы такого плана. Конечно, она запрашивает довольно дорого за произведения относительно неизвестного автора. Шелби вздохнула. Только бы Морти не раскрывал рта.

Рот раскрыл Джил, когда увидел полотна, предназначенные для показа узкому кругу посвященных. На всех были изображены половые акты в различных позах. Эти картины волновали, пробуждали эротические фантазии с некоторым оттенком садизма. Джил непроизвольно сжал руку Мэри.

– Интересно, – процедил он, взяв себя в руки.

– Да, очень, – откликнулась Мэри. Ее голос прозвучал неожиданно глухо.

Какую-нибудь из этих. Да, решил Джил, вот эту позу они попробуют сегодня в своей спальне. Не проронив больше ни слова, они медленно обошли оба зала, внимательно вглядываясь в извивающиеся фигуры на полотнах.

От внимания Шелби не ускользнула неестественная хриплость в голосе Мэри. Она многозначительно посмотрела на Морти. Он пожал плечами, но, слава Богу, ничего не сказал. Шелби продолжала наблюдать за важными гостями. Они, кажется, заинтересовались. Она почуяла первых покупателей. А если Джил и Мэри у нее что-нибудь купят, остальные выстроятся в очередь, чтобы не отстать от них.

Дуарто вошел в зал и не поверил глазам. Причиной его потрясения послужили, однако, не шедевры на стенах. Там, в центре зала, среди этой идиотской мазни, стоял человек, с которым он готов был провести всю оставшуюся жизнь. Никогда раньше он не испытывал такого сильного желания, а уж он-то был достаточно искушен в этих делах. Он пришел, как обычно, надеясь подыскать очередного клиента. Откровенно говоря, он охотился за Мэри Бирмингем Гриффин. До него дошли слухи, что Гриффины приобрели шикарные апартаменты в здании Джека Онассиса на Пятой авеню. Эти сведения ему сообщил надежный человек из агентства по продаже недвижимости Линды Штейн, одного из самых модных в Нью-Йорке. Дуарто очень хотел получить этот заказ, но еще больше он хотел мужчину, стоящего сейчас перед одним из ужасных, вызывающих творений Феб Ван Гельдер.

Он «голубой», это ясно, но свободен ли он? С ним был какой-то высокий смазливый молодчик, но Дуарто никогда не трогали красавцы типа Джимми Стюарта. Его привлекали маленькие, рыжеватые и веснушчатые мужчины. Кому дано разобраться в человеческих пристрастиях? Ему нравилась даже залысина на голове незнакомца.

Конечно, в наше время свидание с незнакомцем чревато всевозможными опасностями. Столько друзей Дуарто поумирало, что он уже перестал считать. Бросил после семнадцатых похорон. Он сам всегда был очень осмотрителен, и, надо сказать, ему везло. Он прожил с Ричардом одиннадцать лет, но, когда у Ричарда в крови обнаружили вирус, анализы Дуарто оказались отрицательными, и он был благодарен за это судьбе. Дуарто вспомнил, как Ричард поддерживал его в работе. Без Ричарда ему было очень тяжело, даже несмотря на помощь Бренды. И он был так одинок. Он не отрываясь смотрел на Азу Юэлла, и перед его мысленным взором проносились прекрасные видения увитых плющом коттеджей и маленьких, неуклюжих щенков.

– Значит, ты стал писателем? – спросил Аза.

– Ну, в общем кое-что написал. Меня посетило вдохновение. – «Да, – подумал Лэрри, – и имя моему вдохновению – Элиз Эллиот».

Милая Элиз. Я продал ее фотографию в журнал. Теперь мне придется распроститься с надеждой когда-нибудь увидеть ее опять. Я ее предал. Она никогда меня не простит. Когда она увидит фотографию в журнале, она решит, что я просто использовал ее.

Он постарался прогнать мрачные мысли. Аза тоже весь вечер хмурился, вдвоем они представляли, наверное, довольно жалкое зрелище.

– Вдохновение? Это же здорово, Лэрри. А почему такая вселенская печаль? У тебя проблемы не только с деньгами?

Лэрри был благодарен за приглашение поплакаться на чужом плече, но он боялся рассказывать о своих бедах. Господи, что подумает о нем Аза, когда узнает, что он натворил? И все-таки надо попробовать, иначе он сойдет с ума, если будет держать это в себе. Запинаясь, он поведал другу историю своей встречи с Элиз.

– Аза, я не верил своим глазам: Элиз Эллиот прямо на Мэдисон-авеню. Я несколько раз сфотографировал ее, пока она шла по улице. А потом она зашла в бар «Карлайла», и я просто автоматически пошел за ней. Там было полутемно, прохладно и почти пусто. Она сидела одна. – Отхлебнув из бокала, он добавил: – Я послал ей какое-то вино.

– А она? – спросил Аза.

– А она приняла. Я пересел к ней за столик, и мы разговорились. А потом занимались любовью. – Лэрри опустил голову.

Аза расхохотался.

– Ну и в чем проблема? Я не вижу проблемы.

– Проблема есть. Я тебе говорил, что я сейчас на мели? Аза со смущенным видом переступил с ноги на ногу и коротко кивнул.

– Ну вот, я продал одну из ее фотографий. Понимаешь, Аза, это же предательство. Я провел с женщиной самый прекрасный день в своей жизни, а потом поступил как самый последний негодяй.

Лэрри казалось, что он своим рассказом вызывает омерзение. Он заметил, как Аза вздрогнул при слове «предательство». Аза медленно поднял на него глаза.

– Ошибки бывают разные. Одни можно исправить, всего-навсего сказав «извините». За другие приходится долго расплачиваться. Лэрри, твой проступок – это совсем не так страшно. Напиши ей письмо, что ты сожалеешь, просишь ее простить тебя. Никаких объяснений, просто «прости».