Экипаж лейтенанта Родина - Сергей Михайлович Дышев

танк замирает, в мгновениях боя удачно сплелись и место, и время. Но первый выстрел уходит рикошетом, зато очередной – прямо в колесо, да так удачно, что дернулся «король» и остановился, переклинило ходовую часть. Но дуэль продолжается. Башня поворачивается в сторону «тридцатьчетверки», но борт свой уже не увернешь.

– Бронебойным!

Сокрушительная «точка» в борт четвертой машины – и фонтан искр, как победный салют.

И наступила вдруг пронзительная тишина, и только звон в ушах после грохота боя не давал услышать всю ее чистоту, в которой лишь шум листвы мог дать успокоение.

Иван вылез на башню, и главная мысль была, конечно, что с ребятами, которые первыми вступили в бой. Всего один выстрел, ребята…

А Горелкин и Петька, веселые и живые, шли навстречу по дороге, обходя битую технику и мертвые вражьи тела. Иван спрыгнул с танка, вслед за ним не выдержал, выскочил Саня, и вот уже все кинулись друг к другу в мощные объятия.

– Ну, рассказывай, не томи! – поторопил Иван.

– Докладываю. Кратко, – начал Горелкин. – Подпустил я, значит, передовой танк поближе, целил ему в гусеницу. Но, извиняюсь, что угодил прямо в лобовую броню. И снаряд ушел в сторону рикошетом. Петька уже под танком был, и я вслед, как удав, уполз в люк. Еле успел… «Тигр» этот сразу и долбанул по нам. Потом еще раз, а потом, наверное, все танки оторвались на нас. Такая долбиловка началась, мама родная…

– У меня чуть башка не стала квадратной, как башня «тигра», – выдал Петька.

– А тут пожар начался, – продолжил Горелкин, он уже потерял ощущение времени. – Думали, сейчас рванет боеукладка.

– Чуть не зажарились, пока лежали… – ввернул Петька.

– Всё! Хватит болтовни! – перебил Родин. – Горелкин, слушай боевой приказ: эвакуировать третий танк. У него только дыра в борту, должен быть на ходу.

– Ясно! Разрешите исполнять? – спросил Горелкин.

– Бегом, Горелкин, сейчас фрицев дождемся!

Саня же, пока ребята рассказывали свою историю глухой героической обороны, вдруг только сейчас (в горячке боя не до того было) заметил опознавательный знак на броне: «всадник».

– Деревянко, тебе что, особое приглашение нужно?! – от ярости Иван уже готов был перейти к рукоприкладству.

– Командир, запомнить хочу, потом нарисую, в боевую летопись взвода! – уже на бегу выкрикнул Саша.

– К едрене-фене твои грёбаные рисунки!

Ну, вот уже расслабился народ! И по своему командирскому опыту (особенно последнему) Иван знал, что ничем хорошим это не кончалось.

Первой по оговоренному до операции порядку пошла машина Еремеева, за ней на самой короткой дистанции – «Королевский тигр». Слава богу, Петька завел с одного раза.

Но тяжкая вещь – предчувствие, оттого что ничего не можешь сделать, не сдвинуть время, не отвратить грядущую беду… А еще тягостней, когда потом, уже в памяти, мысленно возвращаешься к исходному рубежу и находишь момент, эпизод, к которому сам причастен, и не будь которого, события не привели бы к трагической развязке…

Санька не добежал до спасительной брони «тридцатьчетверки» всего десятка шагов. Послышался пронзительный нарастающий свист, который любой фронтовик ни с чем не спутает, – и оглушительный взрыв мины.

Взрывная волна швырнула Саню на землю.

– Быстро в танк его!!! – Родин не узнал свой на пределе голос.

Первая мысль сверкнула – броситься на помощь, но он сразу занял место механика-водителя, тут без вариантов. Сидорский и Баграев и без команды кинулись к Саньке, подняли на броню и потом с предосторожностями опустили в танк.

Тут же Родин рванул рычаги на себя, «тридцатьчетверка» пошла, быстро нагнала трофейный танк. Замыкал колонну Огурцов. Хваленый «Королевский тигр» оказался тихоходом и больше 20 километров в час выжать не мог.

Кирилл и Руслан сразу увидели расплывшиеся пятна крови на комбезе Деревянко: осколки попали в правую часть груди и бедро. И тут осознали, что, к счастью, большую часть осколков мины принял на себя танк, а то б не жить Санечку, хотя и так досталось парню: ранения тяжелые.

Сидорский быстро расстегнул комбинезон. Неожиданно Саня стал вяло сопротивляться.

– Сдурел, что ли?! – возмутился Кирилл.

Он туго замотал рану бинтом поверх окровавленной рубахи. Потом стал сдергивать низ комбинезона, чтобы добраться до раны на правом бедре. Но Саня вдруг мертвой хваткой схватился за штаны.

– Дурачок, от потери крови помрешь! – прикрикнул Кирилл.

– Он в шоке, контуженный, не видишь? – раздраженно бросил Руслан. – Режь ножом штанину!

Сидорский тут же своим ножом вспорол прочную ткань, оголил окровавленную ногу. Осколок вошел глубоко в мякоть бедра.

– Ну, вот теперь нормально! – сказал Сидорский, закончив перевязку бедра. – И чего дергался?

Руслан склонился над Сашей, спросил:

– Ну, как ты, Саш?

Лишь по движению губ можно было понять: «нормально».

– Потерпи, герой, сейчас в медсанбат тебя отвезем! – сказал Баграев.

А Кирилл в своем духе добавил:

– Подлечат тебя, Санек, на ноги поставят… А там такие медсестрички, просто куколки. Мы тебе гармонь привезем, они все твои будут!

Как только Родин доложил в штаб, что «Королевский тигр» захвачен и они колонной движутся в сторону передовой, ему шифрованным текстом сообщили, что высылают навстречу танковую группу.

– Смотри, чтобы никто сдуру в этот «тигр» не выстрелил. Головой отвечаешь, – сурово напутствовал Чугун капитана Бражкина.

Бражкин козырнул:

– Есть! Разрешите выполнять, товарищ полковник?

Усиленная танковая рота стояла «под парами», экипажи сидели в танках, все ждали команды «вперед». Уже ни для кого в бригаде не было новостью, что «родинцы» уволокли еще один танк, да не простой, а «королевский».

И часа не прошло, как четыре танка гвардейского взвода лейтенанта Родина с победным восторгом проехали мимо остановившейся колонны усиленной первой роты. Встреча прошла без оваций, в танках все сидели по-боевому. А потом Бражкин скомандовал развернуться кругом, и танки роты в клубах не осевшей пыли поехали вслед за героями.

Теперь, когда в колонне было не менее дюжины танков и тыл защищен, Иван сам себе сказал: «Гони!»

Он сразу разогнал машину до запредельных 30 километров в час, обогнал «тигр» и танк Еремеева, и больше пока ничего не мог сделать. И родная «тридцатьчетверка» с натужным ревом все силы свои выжимала для своего хозяина, но и у железного сердца есть свой предел. А хозяин, чьи руки еще сохраняли тепло на рычагах, впал в беспамятство, и в мире его черно-белых и цветных видений выплывали деревенская улица и его родной дом, мама и папа на берегу реки, кровавый туман у неизвестной высоты, неведомые лица, обрывки мыслей, которые тоже наплывали, не связываясь в единое целое.

А Иван, чтобы сократить путь, довести рядового Деревянко прямо до медсанбата – и живым, свернул с дороги и погнал по прямой, через линии окопов,