Алый Крик - Себастьян де Кастелл

– Я похороню тебя, – пообещала я, – но не здесь. Где-нибудь в красивом месте с синими цветами и зелёными растениями вокруг.

Он ничего не ответил. Мои слова были пустым звуком для безумца с Алым Криком в голове. Однако я, видимо, подала ему какой-то сигнал, потому что парень начал произносить Алые Вирши. Стихи звучали так возвышенно, плавно и мелодично, словно он действительно стал проповедником.

Прежде чем эти слова успели разорвать мой разум на части, я вынула из тубуса шпагу и сделала то, что следовало.

Именно за этим Рози и оставила мне оружие. Это не было жестокостью. Скорее, необходимостью – на случай, если она провалит миссию и выполнять её придётся мне.

Рози вынуждала меня сделать первый шаг на пути энрахо.

На седьмую ночь я достала из рюкзака маленькую деревянную коробочку с кистями и красками и чистую карточку из плотной бумаги, какие носят при себе все аргоси. Когда ночной холод пустыни опустился мне на плечи, я села под звёздами, скрестив ноги, и раскрасила первую карту новой колоды.

Аргоси славятся своими карточными колодами. Самые распространённые из них – конкордансы. Они изображают разные народы этого континента, и для каждого есть своя масть.

Также существуют дискордансы. На них аргоси во время своих странствий рисует фигуры и события, которые могут изменить ход истории.

Колода тейзана состоит из карт, иллюстрирующих четыре Пути и семь талантов. Вдобавок картинки изображают множество других вещей, обозначающих ложные пути, где можно заблудиться. Есть карты, называемые «гамбитами» – они показывают, как избежать опасностей вроде заклятий джен-теп или нападений солдат и убийц.

Моей любимой колодой были печально известные «любовные письма» Дюррала – острые как бритва стальные карты. Я украла бо́льшую их часть, сбегая из дома, который Дюррал и Энна пытались сделать моим.

Это была подлинная вещь аргоси – оружие, полезное только для того, кто постоянно играет в карты. Они напоминали мне о Дюррале.

Была, однако, колода, которая мне не нравилась. Никому из аргоси не нравилась, по правде сказать. Когда я впервые увидела, как Энна, отправляясь на задание, перебирает набор карт, раскрашенных в чёрно-красной гамме, я спросила, что это такое.

– Тебе не о чем беспокоиться, моя девочка.

– Но карточные рубашки… Шипы, цепи и… это слёзы? Почему ты никогда не показывала мне их?

Она спрятала карты за отворот куртки.

– Потому что, надеюсь, тебе никогда не придётся ими пользоваться, Фериус. Живи правильной жизнью – и они не понадобятся.

Именно Дюррал рассказал мне про эти карты, когда Энна уехала. Думаю, он был не в своей тарелке, поскольку Энна не взяла его с собой.

– Мы называем их дисгармониями. Каждая карта представляет собой долг, – сказал он мне, вытаскивая небольшую колоду и демонстрируя мне карту с изображением шестёрки шипов.

– Я думала, у аргоси не бывает долгов. Разве Путь Воды не требует, чтобы мы немедленно возместили ущерб?

– Путь Воды ничего не «требует», малышка. Это проводник, помогающий сердцу найти правильную дорогу, а не дароменский генерал, который орёт команды прямо тебе в ухо. Кроме того, иногда что-нибудь происходит, и ты никак не можешь это исправить. Или можешь, но не прямо сейчас. – Он протянул мне карту. – Вот тогда мы рисуем одну из них.

Я взяла её большим и указательным пальцами. В моей руке карта казалась какой-то неправильной, как будто всё это красное и чёрное рассказывало историю о горе и несправедливости. Но Дюррал не уставал повторять, что если мир кажется уродливым, надо заглянуть немного глубже и найти красоту.

Картинка изображала шесть шипов, впившиеся в пять пальцев и ладонь вытянутой руки. Ничего красивого. И всё же не создавалось впечатления, что рука пытается избавиться от пронзающих её игл. В этом была какая-то надежда… Нет, не надежда. Решимость.

В смелых плавных линиях нарисованной руки чувствовалось намерение выстоять и всё исправить.

– Твоя арта превис очень хороша, малышка, – сказал Дюррал, забирая карту и засовывая её обратно за манжету рубашки.

Он не так часто раздавал похвалы, и его слова наполнили меня гордостью. Впрочем, это быстро прошло, сменившись чувством вины.

– Я совершала плохие поступки в своей жизни, Дюррал. До того как мы встретились. Я тебе о них не рассказывала. Наверное, у меня тоже должна быть такая колода?

– Тогда ты не была аргоси, малышка. Ты была просто… ну, ребёнком.

– Я больше не ребёнок.

– Конечно же, ты ребёнок, малышка. Знаешь, почему?

– Почему?

Подобно колибри, внезапно меняющему направление в полёте, Дюррал ухмыльнулся мне, щёлкнул пальцами, и карта снова появилась в его руке.

– Да потому что у тебя нет долгов, разумеется!

Странно осознавать, что ты больше не ребёнок. Это не имеет ничего общего с возрастом или даже зрелостью. Это больше похоже на… на дверь, в которую ты вошёл, сам того не осознавая. Ты не помнишь, как повернул ручку, но теперь, как ни старайся, ты не можешь найти дорогу назад. И всё, что тебе остаётся – двигаться вперёд тем или иным способом.

Я ничего не знала о картах дисгармоний. Понятия не имела, какая масть что обозначает и связаны ли цифры с тем, сколько ты задолжал. Хотя, может быть, всё это не имеет значения. Дело лишь в том, чтобы помнить. Помнить и держать слово.

Вот поэтому я нарисовала карту, вложив печаль и стыд в каждый мазок кисти. В итоге картинка оказалась лучше, чем я ожидала, и на неё было очень больно смотреть – больнее, чем я могла себе представить.

Думаю, так и должно быть.

Я буду носить эту карту с собой, пока не сумею вернуться и похоронить этих людей должным образом, а потом найти их близких и друзей и рассказать им, что произошло. Не всё подряд. Самые ужасные моменты я оставлю при себе.

Закончив, я завернулась в спальный мешок и легла спать. Я не плакала и не ворочалась с боку на бок. Мой сон был глубоким и спокойным, потому что следовало беречь силы для предстоящего путешествия.

А также потому, что завтра наверняка всё будет ещё хуже, чем сегодня.

Утром я отправилась в очередной храм, а потом ещё в один, бродя от одного осквернённого места к другому. Я спотыкалась, точно пьяная, выходя из придорожной таверны и направляясь к следующей. И всякий раз, когда я уходила, на моих руках становилось всё больше крови, а в сердце – всё меньше надежды.

Несколько дней и ночей пролетели незаметно. Я шла через бойню, которую Рози оставляла за собой по милости Пенты Корвус. Я шла, пока белый песок под каблуками ботинок не стал красным от крови, запятнавшей мои подошвы.