Стократ - Марина и Сергей Дяченко

– Войны нет, – тихо сказал Ворон. – Кто эти люди и за что они погибли?

* * *

Одежда, постель, волосы – все пропахло проклятым дымом.

Ворон пять дней пробыл в дороге и страшно устал, но уснуть не мог. Ворочался, сбивая простыни в жгут. Потом встал и тихо вышел из своей старой детской комнаты.

Мир ссохся и сжался, пока его не было дома. Коридоры стали короче, комнаты ниже, а люди злее и значительно глупее, чем он помнил. Двоюродный брат посылал стражников на захват рабов, обыкновенных крестьян и рыбаков из соседнего владения. Люди, захваченные раньше, теперь работали в шахтах, под землей, и над ними стояли надсмотрщики.

Сиделка, дремавшая в кресле у входа в покои отца, вскочила и склонилась в поклоне. Ворон помнил ее – но и она изменилась, как-то сразу постарела, сгорбилась и выцвела.

– Как отец? – спросил он, и она, склонившись еще ниже, пробормотала:

– Хорошо, хорошо… Как вчера…

Ворон вошел. В темных комнатах горели крохотные свечи, и покои были похожи на темный лес с блуждающими огоньками. В спальне колоннадой возвышалась кровать с четырьмя столбами, полог был открыт, отец лежал на спине, его глаза поблескивали в полумраке.

– Отец! – тихо позвал Ворон.

Старик не шевельнулся. Его губы чуть улыбались, будто на потолке происходило что-то забавное. Ворон подошел и сел рядом с кроватью на скамеечку для ног.

– Отец, вернись. Ты очень мне нужен. Дага справился бы лучше, но его нет, поэтому придется мне…

Старик не слышал его. Внутренний мир, скрытый для чужих взглядов, совершенно поглотил его внимание.

– Я три года учился в Золотой Высокой. Там страшная жара, сухой ветер, желтый песок. После Белой мне было душно… Знаешь, две Высокие школы в Обитаемом Мире – Белая и Золотая – наша последняя надежда. Наш мир несовершенен, но дело не в этом. Он неустойчив, зыбок, как… дым. Ты слышишь?

Старик не ответил и сейчас.

– Послушай, я пять суток ехал, не останавливаясь, спал и ел в повозке. Две школы, Белая и Золотая, тянут Сеть навстречу друг другу – с окраин нашего Мира. Когда Сеть покроет материк, Мир станет простым и незыблемым. Все сложное сделается ясным. Отец, ты знаешь, что такое Сеть? Это наука о связях… о смысле. Все, охваченное Сетью, имеет смысл.

Старик улыбался своим видениям. Ворон поймал себя на зависти – да, в какой-то момент он позавидовал отцу, его покою и безмятежности.

– В Белой школе я узнал, что время – это не просто течение дней. Время бывает рваным, вывернутым, время можно кромсать, будто кусок масла. А в Золотой я узнал, что Высокие школы основали не люди. Их основали пришельцы со звезд, и продлили их время в прошлое, и вышло, что это древние школы. Они использовали сложнейшие приспособления не для того, чтобы научить нас совершенным и точным наукам, и не для того, чтобы упорядочить наш мир. Пришельцы ищут здесь, в Обитаемом Мире, одного человека. Знаешь, в какой-то момент они поверили, что я – это он… Он мужчина моих примерно лет. Мне уже двадцать пять…

Старик глубоко и мерно дышал.

– Они надеются, что, когда Сеть покроет весь мир, в нее попадет тот, кого они ищут. В мире установятся спокойствие и порядок, а морок вернется туда, где ему место, – в ночные кошмары. Я думал, что зыбкость мира – главная причина наших бед, но не подозревал, как опасны глупые и жадные люди.

Он сжал ладонь старика, лежащую на узорном покрывале. Ладонь была безвольной, как тесто.

– Я не могу терпеть во владении дядю Вороха и брата Шивара, извини. Я изгоню обоих, как только… как только стану полноправным владетелем Вывором. Я очень хотел бы, чтобы ты был со мной. Вместо меня… Но я твой сын, значит, не убегу обратно в Высокую Школу, а сделаю, что предписывает мне долг. Владение Выворот изменится.

Он прислонился плечом к высокой постели старика и закрыл глаза.

Ему привиделся замок, сложенный из янтарно-желтого камня, в ночной пустыне, где страшно холодно. Песок превратился в снег – он увидел себя, впервые пересекающего высокий порог белого замка Высокой школы. Ему привиделись мохнатые звезды над перевалом, живые и требовательные, и отражение странного человека в дрожащей воде: отражение хотело знать все о Вороне, и кто он, и откуда взялся. Не был ли Ворон подкидышем? Все владение знает, что нет: он родился в покоях дворца, и, хоть мать его умерла через несколько дней после родов, детство Ворона было легким и праздничным…

– Мой господин, зачем? Что вы наделали?!

Тревога вплелась в его сон. Тревога и нарастающий ужас. Теплое, липкое струилось по щеке, и теперь уже по рукам…

Он открыл глаза и в едва пробивающемся свете утра увидел себя – по уши в крови. Отец его, владетель Вывор, лежал по-прежнему на спине, но глаза его остановились, и внутренний мир погас: в груди старика торчал нож с бериллом на рукояти, дорогой подарок брата Даги, нож, который Ворон всегда носил с собой.

* * *

– Молодой человек, вставайте!

Стократ спал в маленькой комнате для гостей с наглухо закрытым окошком. Полночи промаялся от духоты, потом потихоньку выдавил стекло и заснул, довольный. Сквозь утренний сон ему показалось, что пришел хозяин постоялого двора – взыскать за причиненные убытки.

– Молодой человек, властитель вас зовет – срочно!

Стократ протер глаза, чтобы хорошенько посмотреть на чудака, который зовет его «молодым человеком». С тех пор, как Стократ ушел из приюта, его звали либо «эй, парень», когда не видели меча, либо «ваша милость», когда меч попадался на глаза собеседнику.

– Властитель зовет! – почти с отчаянием повторил высокий, хрупкий, как тростинка, человек в длиннополом халате. – Беда у нас, помогите…

Стократ кивнул: со вчерашнего дня его не оставляло ощущение, будто что-то должно случиться. Он оделся за минуту, взял меч и молча спустился за долгополым – стараясь не наступать на халат, волочившийся по ступенькам.

Живет в доме, думал Стократ, глядя в узкую встревоженную спину. Не прислуга. Счетовод? Советник? Скорее, учитель. Учитель мальчишек, а может, и Мир…

– Мир, – начал властитель, едва Стократ появился на пороге кабинета. – Колдун, у меня пропала девчонка.

– Что значит пропала?

– Сбежала.

– Как?!

– Верхом. Западные ворота на ночь не закрываются, патруль видел ее, но не доложили, идиоты. Привыкли, что она своевольная – в ночь, видите ли, приспичило покататься девочке… Она ускакала по западному тракту. Я уже послал людей.

– Значит, ее отыщут и привезут назад.

– Послушай, колдун… Она моя единственная дочь…

Властитель запнулся. Он не был сентиментален. Дело заключалось не в отцовских чувствах, или не только в них.

– Тебе так важно выдать ее замуж?

– Р-рыба, – пробормотал властитель. – Наследнику из Приречья она понравилась, когда в прошлом году они мимо проезжали. И крепко понравилась, иначе никак бы мне не уломать их. Приречье – это же хлебный край…