Warcross. Игрок. Охотник. Хакер. Пешка - Мари Лу

Если Хидео и замечает мою тревогу, то вслух ничего об этом не говорит. Кажется, его мысли тоже чем-то заняты. Даже без соединения через «Линк» я чувствую его беспокойство. Что-то заставляет его смотреть в сторону. Что-то, что заставило его прервать тогда наши поцелуи в доме. Я сомневаюсь, стоит ли рассказывать ему о разговоре с Реном, и решаю пока промолчать. Все это пока слишком размыто. Мне нужно докопаться до сути.

Мы медленно едем под дождем. Несколько часов спустя мы доезжаем до лесистых окраин Токио, где город уступает место покатым холмам и узким улицам из аккуратных трехэтажных зданий с элегантно загнутыми черно-красными крышами. Дорогу окаймляют сосны. Один-единственный пешеход бредет по тротуару, а садовник аккуратно подравнивает живую изгородь неподалеку – и, если не считать тихого «чик-чик-чик» от его ножниц, вокруг стоит тишина. Машина наконец останавливается в конце улицы, возле дома, где округлые кусты и камни украшают подъездную дорожку. Горшки с цветами стоят вдоль нее ровными рядами. У входа горит фонарь, хотя еще не стемнело.

Хидео звонит в дверь. Чей-то приглушенный голос раздается изнутри. И вот дверь открывается, и я вижу женщину в чистеньком свитере, брюках и тапочках. Она удивленно смотрит на нас сквозь очки, увеличивающие ее глаза. А потом по ее лицу разбегаются морщинки от радостной улыбки при виде Хидео – она смеется, зовет кого-то через плечо на японском, а потом протягивает к нему руки.

Хидео кланяется, ниже, чем когда-либо.

– Ока-сан, – говорит он, прежде чем заключить ее в нежные объятия. Он смущенно улыбается мне, а она треплет его за щеки, как маленького мальчика. – Это моя мама.

Его мама! Меня захлестывает теплое чувство, а с ним и волна эмоций. Я краснею и, следуя примеру Хидео, кланяюсь так низко, как только могу.

Хидео кивает в мою сторону.

– Ока-сан, – говорит он матери, – kochira wa Emika-san desu.

«Это Эмика», – читаю я перевод.

Я бормочу неловкое «здравствуйте» и почтительно склоняю голову. Она мне тепло улыбается, тоже треплет по щеке, а потом восклицает что-то по поводу моих волос. Затем она приглашает нас обоих внутрь, подальше от внешнего мира.

Мы разуваемся у двери и надеваем тапочки, предложенные мамой Хидео. Внутри дом залит солнечным светом, уютный и идеально чистый, украшенный фотографиями в рамках, комнатными растениями, глиняными горшками и странными металлическими скульптурами. Бамбуковые циновки и коврики покрывают пол гостиной, где стоит низкий столик с чайником и чашками. Раздвижная дверь открывает вид на японский сад из камней. Теперь я поняла, почему Хидео так обустроил свой дом в Токио: должно быть, он напоминает ему об этом месте, его настоящем доме. Я уже собираюсь сказать, как тут прекрасно, как автоматизированный голос раздается из динамиков в потолке.

– Добро пожаловать домой, Хидео-сан, – говорит голос. В кухне под чайником включается конфорка. Никто до нее даже не дотрагивался.

Его отец выходит поприветствовать нас. Я наблюдаю за ними, пытаясь подавить волну зависти, в то время как пара суетится вокруг сына с энтузиазмом родителей, которые нечасто видят своих детей.

Мама Хидео восклицает что-то по поводу угощения и убегает, оставляя очки на столе. Не задумываясь Хидео берет очки, следует за мамой в кухню и мягко напоминает ей надеть их. Потом он открывает дверцу холодильника и понимает, что продуктов там нет. Мама Хидео смущенно хмурится и говорит, что была уверена, что оставалось что-то. Хидео отвечает тихим, нежным голосом, положив руки ей на плечи, уверяя, что прямо сейчас отправит кого-нибудь в магазин. Отец смотрит на них из коридора, покашливая, судя по хрипу, от чего-то хронического. Я вздрагиваю от этого звука. Его родители не стары, но кажутся более хрупкими, чем следовало бы в их возрасте. Это вызывает во мне неприятные воспоминания.

Хидео возвращается ко мне и, увидев мой взгляд, лишь пожимает плечами.

– Если я не напомню ей, то система в доме это сделает, – говорит он. – Она приглядывает за ними в мое отсутствие. Они отказываются от слуг. – Его голос звучит непринужденно, но я слышала его много раз и поэтому улавливаю нотки грусти.

– Твои родители всегда здесь жили? – решаюсь спросить я.

– С тех пор, как мы переехали обратно из Лондона, – Хидео показывает на украшения на боковых столиках. – Мама занимается лепкой глиняных горшков с того времени, как ушла с работы. Металлические скульптуры сделаны отцом. Он их создал из ненужных компьютерных деталей в своей мастерской.

Я рассматриваю скульптуры внимательнее и только сейчас замечаю, что все части, даже геометричные или абстрактные, будто представляют их собственные жизни. Пара, идущая рука об руку. Семейные сцены. Несколько скульптур изображает его родителей с двумя мальчиками. Я вспоминаю фотографию в доме Хидео.

– Очень красиво.

Хидео мои слова приятны, но я чувствую, что чем дольше мы здесь стоим, тем быстрее к нему возвращается та темная грусть. Словно нахождение в доме подкармливает эту его сторону.

Некоторое время он смотрит в окно, а потом кивает мне.

– Итак, Эмика, – он слегка улыбается мне, – ты уже столько времени пробыла в Японии, а пробовала ли ты онсэн?

– Онсэн?

– Горячий источник.

– А, – я покашливаю, а щеки розовеют, – еще нет.

Хидео кивает в сторону двери:

– А хочешь?

***

Когда солнце клонится к закату, Хидео ведет меня к месту с видом на горы, где стоит купальня в окружении пышно цветущих вишневых деревьев. Я внимательно наблюдаю за ним. Его настроение улучшилось с момента приезда, но полностью так и не вернулось к привычному уровню. Теперь я тихо шагаю рядом и думаю, как бы его развеселить, когда мы подходим ко входу в купальню.

– Ты сюда часто приходишь? – спрашиваю его у дверей.

Хидео кивает:

– Это мой личный онсэн.

Воды горячего источника спокойны, облачко пара висит над ними. Гладкие камни обрамляют источник, а лепестки падают с вишневых деревьев и остаются на поверхности воды. С одной стороны онсэн выходит на горы, подсвеченные последними лучами солнца, с другой – на реку.

Когда я подхожу к онсэну в халате, Хидео уже в воде. Я рада горячему пару, потому что он, может быть, скроет румянец, от которого мои щеки чуть ли не воспламеняются, когда я смотрю на мокрые волосы Хидео и его обнаженные мускулы. Я покашливаю, и Хидео вежливо отворачивается, давая мне время снять халат и погрузиться в горячую воду. Я закрываю глаза и вздыхаю от облегчения.

– Не хочу уходить отсюда, – шепчу я, а в это время Хидео приближается ко мне.

Он отводит мокрые пряди моих волос за спину, а потом зажимает меня в угол, держа руки на кромке бассейна по обеим сторонам от меня. Мое лицо, кажется, по температуре уже сравнялось с водой, и я остро осознаю, что наши обнаженные тела соприкасаются.