Коктейль под названием «муж» - Арина Ларина

Машу в глубине холла Алексей заметил сразу, злобно подобравшись, поскольку Ленский тоже оживился и приосанился.

«Сейчас как дам в морду!» – яростно подумал Алексей, двинувшись в сторону соперника.

Тот маневр заметил и беспокойно начал стрелять глазами, поскольку личность мужика, пытавшегося прожечь на нем взглядом дыру, была Ленскому незнакома. А сам мужик, крупный и лобастый, вызывал смутные опасения, тем более что Олег ему явно чем-то не приглянулся.

– Ну и? – нехорошо спросил Алексей, помахивая букетом то ли как нунчаками, то ли как банным веником.

Ленский попятился, умоляюще глядя сквозь стекло на охранника. Но тот был слишком занят кроссвордом и на окружающих не реагировал.

Драки не случилось. Вернее, Алексей не успел начать трепать букет о соперника. Алина, вышедшая первой, подхватила Ленского под руку и поспешно поволокла вдаль, словно мышь, торопящаяся утащить сыр в нору, пока его не реквизировали.

Алексей был так потрясен столь неожиданным поворотом событий, что едва не упустил жену. Маша стремительно пронеслась мимо, сделав вид, что не заметила ни крупногабаритной фигуры супруга, ни ошеломительно-роскошного букета. Так они и шли: впереди она, а следом Алексей, глупо семенящий и пытающийся подстроиться к ее темпу. При этом он старательно огибал многочисленные лужи и путался в оправданиях.

– Тебе чего надо? – внезапно затормозила Маша. – Ты что, думаешь – погулял, купил цветы, вернулся обратно? А что? Тебя оттуда выгнали? Или нагулялся? Собственно, меня это уже не касается.

Она вытянула руку, ловя такси. Как назло, машина подошла сразу.

Алексей стоял и смотрел на замызганную октябрьской грязью «Волгу», увозившую его счастье.

– Все бабы дуры, – заискивающе дохнул кто-то рядом, обдав свежим запахом дешевого алкоголя. Он обернулся: на тротуаре покачивался интеллигент крайне заморенного вида в съехавшей на ухо шерстяной шапочке.

– Моя с тещей сговорилась, двери не открыли. Говорят, я сыну подаю дурной пример. Ха! – Он горестно мотнул башкой, от чего по тощему корпусу пошла вибрация, приведшая к оседанию организма на асфальт. – А я им зарплату нес. Бабы-дуры. Сами виноваты.

Тут собеседник выбросил в пространство руку с кукишем, едва не попав в Алексея.

Народ брезгливо обходил обоих. Начинался дождь, смешанный со снежной крупой.

В ярости воткнув букет в ближайшую урну, Алексей пошагал к машине.

– Э, мужик, я цветы возьму, раз тебе не надо? – обрадованно пискнул интеллигент. – Клавке подарю, а то она меня всю жизнь упрекает, что цветов нормальных ни разу не дарил! Вот и будет ей «раз», чтоб не пилила.

Не глядя махнув рукой, Алексей свернул за угол.

Маша вышла из такси буквально через квартал. Она жалела и двести рублей, потраченные на бегство, и упущенный шанс помириться. Конечно, мириться было бы неправильно. Но если делать только то, что правильно, то жизнь станет похожа на диету язвенника.

Если бы кто-нибудь спросил у нее, почему нельзя простить мужа, то Маша назвала бы массу причин. Во-первых, простить – это значит дать повод думать, что и в следующий раз все пройдет по той же схеме: оступился, повинился, прощен, допущен к телу. Прощение – это пожизненная индульгенция на грядущие грехи. Во-вторых, это унижение достоинства женщины. Получается, что она готова примириться с фактом измены. Пообижалась – и хватит. Это все были вполне объективные доводы, которые Маша с удовольствием озвучила бы в качестве советов для любой женщины. Но проблема заключалась в том, что объективно отнестись к своей субъективной беде никак не получалось. Более того, Маша вполне допускала, что ей без мужа гораздо хуже, чем ему без нее.

– Я хочу его вернуть, – в ужасе признавалась себе Маша. – Стыд-то какой! Я что, получается, готова простить? Но лучше уж пусть один раз будет стыдно, чем потом всю жизнь – больно. Или измена как хроническая болезнь – стыдно и больно будет всегда, независимо от результата?

Мужчину никогда нельзя звать, чтобы потом у него не было повода напомнить, мол, вернулся, потому что ты умоляла, пожалел детей, тещу, уступил и так далее. Нет! Он должен попроситься назад, он должен сам дозреть до мысли, что хочет вернуться. Если сам не дозревает, надо поспособствовать просветлению в мозгу. Как не всякий помидор дойдет до кондиции, если не создать ему комфортные условия, так и не всякий муж в состоянии осознать, что дома лучше. Или привычнее, что тоже немаловажно.

Алексей дозрел сам, а Маша, увы, упустила момент.

«А вдруг он передумает?»

Эта мысль мучительно пульсировала в мозгу всю дорогу. Она тыкала сознание крохотной иголочкой с занудностью прохудившегося кухонного крана, сочащегося ржавой водопроводной водой.

Все еще рефлексируя по поводу неудавшегося примирения, Маша ввалилась в квартиру. Хотелось принять горячую ванну, напиться глинтвейна и отключиться.

– Я увольняюсь.

Это было первое, что сказала Вероника, едва хозяйка вошла.

Маша сначала даже не поняла. Недоуменно вежливо улыбнувшись, словно услышала глупую шутку, она по инерции продолжала раздеваться.

– Я пока вещи соберу, чтобы не возвращаться, – дополнила сообщение нянька, и тут до Маши окончательно дошел весь ужас ее положения.

– Но как?!! Мне же надо на работу! Я, наоборот, хотела вас завтра попросить прийти пораньше! И как мне быть? Так же не делается! Вы должны хотя бы предупредить за две недели, а не ставить меня перед фактом!

Вероника лишь пожала плечами:

– Вы можете взять в агентстве другую няню. У них всегда есть сотрудницы для срочных вызовов. Это на то время, пока вы будете подбирать кандидатуру.

– Я не могу вас отпустить!

– Вы извините, Мария, но я же не спрашиваю у вас разрешения. Я просто сообщаю, что ухожу.

– Но почему? Чем я вас не устраиваю? Или вы боитесь, что я не смогу платить? Так я смогу! У меня будут деньги!

– Не кричите, пожалуйста. Я не от вас ухожу, а увольняюсь из фирмы.

– А почему именно сейчас? – чуть не плакала Маша. – Вы мне очень нужны.

– Так сложилось, – коротко ответила Вероника. Тон ее был настолько бесстрастным, настолько спокойным, что Маша поняла: уговаривать бесполезно. Надо же, а она хотела устроить судьбу этой дурнушки. Не успела. Жаль. Может быть, если бы успела, то все сейчас сложилось бы иначе.

– А как же я? – потерянно пробормотала Маша. Спрашивала она, скорее всего, себя. Но Вероника приняла это на свой счет.

– А у вас все будет хорошо, – неожиданно доброжелательно улыбнулась нянька, словно была ясновидящей, к которой Маша пришла на прием.

«Небось набралась приемчиков у своей гадалки», – неприязненно подумала Маша.

– Вам бы с мужем помириться. Он неплохой человек, – Вероника говорила, деловито собирая свои вещи в большую спортивную сумку. – Мужчины часто ошибаются. Это большие дети, их надо уметь прощать. Не ради них, а ради себя. И с отцом бы помириться.