Девушка в белом кимоно - Ана Джонс

Джин улыбается.

— Я побегу за помощью! — кричу я, стараясь не упустить эту возможность и не рассмеяться. Взмахами руки я показываю им, чтобы они не молчали, и Хатсу начинает что-то кричать про кровь и поломанные кости. В это время Джин корчится на траве и изображает приступы боли, сопровождая их криками. Вместе они создают великолепную сцену.

— Матушка, идемте скорее! — вскрикиваю я, влетая в дом. Все его обитатели оказываются на кухне. — Там Джин плохо!

— Что там еще такое! — Матушка всплескивает руками.

Айко усмехается, вытирая тарелку, которую ее заставили вымыть. Чийо смеется и протягивает ей еще одну.

Я показываю на дверь.

— Ей плохо, и...

В это время Джин издает еще один пронзительный крик. На этот раз он у нее получается еще громче. Надо же, какая из нее вышла хорошая актриса! Может быть, ей стоит заняться театром?

— Поспешите, Хатсу кричала что-то про кровь и кости! Ей так больно, что у нее из глаз искры летят! — тороплю их я, не желая отставать от Джин в актерском мастерстве.

Раздается еще один крик, на этот раз Хатсу. И он заставляет всех троих в доме быстро кинуться к выходу. Айко, Чийо и Матушка бросаются к двери.

Я же остаюсь на месте.

Мое сердце колотится так громко, что почти заглушает царящий вокруг шум. Как только они исчезают из виду, я бросаюсь к комнате заведующей, чтобы найти ключ. К дальней стене примыкают два футона, бок о бок. По обеим сторонам от футонов стоят низкие столики. На противоположной стене висит единственная картина суми-э.

Я отодвигаю в сторону дверь в отсек кладовой и заглядываю внутрь. Белье, одежда, ящики с личными вещами. Все сложено аккуратно и тщательно. Я ощупываю ее вещи, но ключа не нахожу.

С лихорадочно бьющимся сердцем я выглядываю наружу и прислушиваюсь. Голос заведующей звучит с той же громкостью, что и все остальные.

Вот только теперь они все приближаются к дому!

Я смотрю налево и направо и замечаю декоративную коробочку на маленьком столике. Я открываю ее, но ключа там не нахожу.

Раздается еще один крик и одергивающее восклицание заведующей. Она велит Чийо помочь, чтобы ускорить передвижение. Я встаю на колени между футоном и циновкой татами. Ничего. Голоса звучат еще ближе. Сердце вот-вот разобьется о ребра. Где же, где, где?

Я поворачиваюсь, оглядывая комнату.

Что-то блестит из-под коробочки, которую я только что осматривала. В пространстве, образованном ее ножками. Я поднимаю коробочку и нахожу его. Один-единственный ключ.

— Наоко! — кричит Джин.

Я вскакиваю на ноги и вылетаю из комнаты заведующей в то же мгновение, как они входят в дверь.

Увидев их, я хмурю брови. Одной рукой Джин обхватывает плечи Чийо, другой — Хатсу. Айко и Матушка подталкивают их вперед со спины.

— Что стряслось?

Неужели она и правда пострадала?

Джин вся скорчилась, плачет и...

Она мокрая.

—Что случилось? — мой голос дрожит, когда я шагаю вперед, чтобы им помочь. Неужели Матушка узнала о нашем плане? Она что, ударила нашу бедную Джин?

— Чийо, отведи Джин в заднюю комнату, — рявкает Матушка. — Айко, помоги мне с этими двумя, чтобы они не мешали, — и она хватает Хатсу за руку и дергает, лишая ее равновесия.

Айко хватает меня за руку, но я отталкиваю ее и кричу:

— Да что случилось? Скажите!

Айко сжимает пальцы вокруг моего запястья и тянет меня за собой. Я бросаюсь вперед, но натыкаюсь на Хатсу, и Айко вместе с заведующей заталкивают нас в мою комнату. Двери тут же задвигаются и запираются, хоть мы и стараемся их открыть.

— Матушка! — кричу я и колочу по дверям, дергая за ручку. Затем я замечаю Хатсу, которая опускается на пол, держась за свой живот.

— Хатсу?

По дому разносится звук торопливых шагов. Матушка раздает приказы. Происходящее очень напоминает мою первую ночь в этом месте. В груди все сжимается. Я слышу, как в соседней комнате плачет Джин. Потом снова раздается ее крик.

— Хатсу, пожалуйста, скажи, что случилось? — умоляю я, опускаясь рядом с ней на корточки.

Она приподнимает лицо, и я вижу, как по ее щекам катятся слезы.

— Мы изображали несчастный случай, как и договаривались, а потом Джин перестала изображать, — грустные глаза Хатсу заглянули в мои. — У нее отошли воды, Наоко.

И у меня екнуло в груди.

— Мы слишком долго ждали, — лицо Хатсу морщится, и она прикрывает его руками.

Я опускаюсь на пол рядом с ней и обнимаю ее за плечи, пока она плачет, прикрывая свой рот, чтобы не рыдать. Что нам теперь делать? Что мы можем сделать?

Я подползаю к стене и кричу:

— Джин, мы тут, рядом с тобой! Ты смелая, и у тебя все будет в порядке!

— Ты молодец, Джин! — присоединяется ко мне Хатсу.

— Позвольте нам помочь! — молим мы сквозь слезы. — Пожалуйста, позвольте нам...

— А ну замолчали там! — рявкает Матушка Сато и велит Айко принести еще полотенец.

Крики Джин бьются внутри стен и смешиваются с приказами заведующей не тужиться. Что-то идет не так. Мы слушаем плач и крики Джин и молчим, замерев в ожидании.

Крики становятся громче. Я прислушиваюсь с широко раскрытыми глазами и понимаю, что я, как и в прошлый раз, снова смотрю в потолок. Бамбуковые балки сложно переплетаются друг с другом, и я пересчитываю их дюжину раз. Двадцать два, двадцать три... Крики и плач приходят волнами, и все чаще раз от разу я не успеваю закончить пересчет балок, как они начинаются снова.

Приходит ночь, и мы сидим в полной темноте, наблюдая за движением теней за рисовой бумагой стен. И то, что мы видим, пугает нас сильнее, чем демоны в знаменитых постановках Но38. Даже зажмурившись, мы понимаем, что эти силуэты никуда не денутся.

Когда Матушка велит Джин тужиться, мы благодарим небеса и присоединяемся с нашими собственными призывами.

— Ты справишься, Джин! — кричим мы. — Все будет хорошо!

Спустя короткое время, когда настает черед последней потуги, наши слова поддержки превращаются в мольбы:

— Пожалуйста, Матушка Сато! Умоляем вас, оставьте жизнь ее ребенку! Смилуйтесь! Мы сами отнесем ребенка в приют!

Джин кричит еще раз. Пришли последние потуги.

Скрипит пол. Шаги, сначала громкие, потом затихающие. Снова скрип пола и тихий плач. Не матери и не ребенка. Это наши слезы.

Мы плачем потому, что ребенок Джин так и не издал ни звука.