Осенний Лис - Дмитрий Скирюк

Ружена подняла голову. Губы ее округлились. «Жуга!» — хотела позвать она, но тот вдруг сам остановился, оглянулся и, взглядом найдя в толпе девушку, молча покачал головой.

Он так и ушел — не сказав больше ни слова, и никто не посмел его остановить, пока сидели и ждали возле могилы четверо волков.

Потом ушли и они.

* * *

Збыха отнесли домой. Ружена помогла уложить брата на кровать и вытолкала всех вон, не сказав никому ни слова. Пришел он в себя только к вечеру, а на следующий день, одолжив у соседа лошадь и сани, погрузил на них весь свой нехитрый скарб и вместе с сестрой уехал прочь из деревни, по слухам — куда-то к дальней родне. Дом продали.

Говорят, что белых волков видели еще раз, но следующей ночью разыгралась метель, такая вьюжная и ветренная, что никто так и не решился выйти на улицу. А когда утром наиболее смелые из местных мужиков, опрокинув для храбрости кружечку-другую в корчме у Андрлика, вооружились чем ни попадя и заявились на кладбище, то нашли там вместо могилы лишь полузаметенную снегом яму: гроб был пуст, и тело рифмача исчезло.

Кто-то додумался было спросить у бабки Нисы, что здесь к чему, но травницы дома не оказалось. Не появилась она и после, и пустая хибара ее долго еще стояла на берегу реки, пока со временем не развалилась совсем.

А дня через два к деревне вышел худой, изможденный мальчонка лет пяти-шести. Он шел медленно, зябко кутаясь в драный овчиный кожух с чужого плеча, доходивший ему до колен. Редкие поселяне торопливо крестились при встрече с ним, и после долго смотрели вслед, а Вацлав, который вышел на порог поглядеть, что там за шум, завидев его, хлопнулся в обморок.

Парнишка молча прошел мимо длинного ряда домов и остановился у крайней слева избы. Постоял у дверей, словно бы что-то вспоминая, затем поднял руку и робко постучался.

— Мама, — позвал он, — открой…

Солнце подбиралось к зениту. Становилось жарко. В округе было тихо, лишь кузнечики в траве старались, стрекотали вовсю, да высоко в небе переливчато и звонко пел жаворонок. Медведь шумно вздохнул и повалился на бок.

«Неплохо бы перебраться в тень. Или уйти к реке».

Травник полез в мешок, вытащил оттуда пузатый овальный бочонок и выдернул пробку.

— У меня с собой есть вода.

Зверь долго и жадно лакал, неуклюже ворочая лапой бочонок. На потемневших дубовых клепках засветлели глубокие царапины. Травник к воде не притронулся, лишь подождал, пока медведь не напился, и спрятал бочонок обратно в котомку.

«А-ах… — зверь снова уселся на зеленый ковер. — Что ж, хорошо. Значит, с Волком ты уже знаком».

— Знаком. И я…

«От мести к интересу через безразличие и страх, — не слушая его, меж тем проговорил медведь. — Ах-р… утраченная вера… Ты рисковал, спасая этих… кузнеца и этого словесника с шерстью на морде. Это самое у вас и зовется дружбой? Ах-р… занятно…»

— Не знаю, — Жуга пожал плечами и задумался. Потеребил подвески на браслете. — Я, конечно, рисковал… Но они ведь рисковали больше!

«Что я еще забыл?»

— Любовь? — предположил Жуга. Медведь презрительно фыркнул.

«Никогда не мог в вас этого понять. Навыдумывали слов — дружба, любовь… Ах-р!!! какая чепуха! Да ты, наверное, их и сам не понимаешь. Все эти ваши „чувства“— только пыль, которую уносит ветер».

— Может быть, ты прав, — ответил странник.

И помолчав, добавил:

— А может быть, и нет.

Выстрела в спину не ожидает никто, и когда хрустальный шар в лавке волшебника Веридиса взорвался с адским грохотом, помочь уже ничем было нельзя. Растревоженные жители соседних домов высыпали на улицу. В окнах особняка показалось пламя, кто-то побежал за водой. Наконец сломали дверь, и в дальней комнате, уже охваченной огнем, отыскали двоих.

Ученик колдуна еще дышал. Сам же волшебник был мертв. На лице его, истерзанном осколками хрусталя, застыло удивление.

* * *

Хмурым зимним утром свинцовые волны Галленской бухты вспенили весла, и в гавань вошел корабль. То был драккар — развалистая низкобортная ладья викингов. Нос корабля был чист, резная драконья голова — обычный талисман морских разбойников в бою или дальнем походе, была снята. Корабль шел торговать.

Часы на башне пробили полдень, когда груженая товаром ладья норвегов вдруг вспыхнула синим пламенем, словно охапка соломы, и в считанные минуты сгорела дотла прямо у причала, не успев даже толком ошвартоваться. Обугленный ее остов поглотила вода. Из мореходов не спасся почти никто.

Хрустальный шар это видел.

Днем позже разыгралась буря. Холодный ветер разметал забытый костер цыган-степняков, чья потрепанная кибитка притулилась у дороги, раздул тлеющие угли и швырнул их под колеса. Минуту спустя огонь охватил повозку.

Хрустальный шар и это видел.

А вечером на городском рынке какой-то бродяга на спор ходил по углям. Ближе к ночи вор срезал у него кошель.

И это хрустальный шар тоже видел.

* * *

Викинг Яльмар Эльдьяурсон — двести фунтов крепких мышц и косая сажень в плечах — с грохотом поставил на стол пустую кружку и вытер губы рукавом.

— Эй, хозяин! — крикнул он. — Неси еще!

Пиво принесли. Яльмар сгреб рукою кружку и залпом отхлебнул чуть ли не половину. Хозяин таверны почему-то не спешил уходить, хотя и стоял молча. Норвег повернул голову.

— Чего тебе?

— Гони деньги, варяг, — толстяк нервно потеребил нож на поясе. — Ты заплатил только за четыре пива.

Яльмар нахмурился. В другое время кабатчик мог бы нарваться на неприятности, но не сейчас. Портовая крыса… Викинг покосился на груду пустых кружек, сдвинутых на край стола, нашарил в кошеле какую-то монету и бросил ее на стол. Монета оказалась серебряной. Хозяин сгреб ее и удалился, что-то бурча про себя. Яльмар хлебнул еще, поморщился и хмурым взглядом обвел задымленное помещение.

Миновал полдень. Впрочем, догадаться об этом смог бы далеко не каждый — маленькое, затянутое бычьим пузырем оконце почти не пропускало серый свет зимнего дня; лишь колокол на башне с часами возвестил о его наступлении двенадцатью гулкими ударами, да и те потонули в грохоте прибоя — на море сегодня было неспокойно.

Три фонаря под потолком еле разгоняли мрак по углам. Четвертый не горел. Было холодно. Натужный треск поленьев навевал входящему мысли о тепле и уюте, но один лишь взгляд на камин пускал их по ветру — плясавший там робкий огонек, казалось, сам себя не мог согреть. Таверна в Галленском порту — ободранная двухэтажная домина с огромным красным флюгером вместо вывески в этот неурочный час отнюдь не страдала от наплыва посетителей. Она и вовсе пустовала бы, не появись этим утром на рейде два торговых когга с юга. К вечеру полутемное, заставленное низкими липкими столами помещение заполняли все, кому не лень — матросы, рыбаки, торговцы, портовые пьяницы, игроки, наемники и жулики всех мастей — двери были открыты для всех и каждого, — но сейчас лишь дюжина матросов заявилась промочить глотки. Ближе к огню шла игра — там бросали кости, спорили и безбожно ругались. Четверо местных рыбаков за столиком в углу обсуждали какие-то свои дела. Изредка кто-нибудь косился на викинга и тут же поспешно отводил взгляд: Яльмар опрокидывал кружку за кружкой, молча напиваясь в угрюмом одиночестве, и в компании, похоже, не нуждался.