Завтра ты умрешь - Анна Малышева

– Она?! – в отчаянии ткнул он пальцем в блондинку. Та не выдержала и обернулась:

– В чем дело?! Что вы мне в спину дышите?!

– Ксения! – Хотя Ника сказала это очень тихо, блондинка услышала. Она перевела глаза на молодую женщину, ее светло-синие, широко расставленные глаза округлились, приобретя глупо-беспомощное выражение, пухлые губы сложились так, будто она собиралась произнести «о-о». Однако блондинка не издала ни звука. Водитель остановившейся рядом с ней машины тщетно ждал, когда она обратит на него внимание – женщина смотрела на Нику. Ярослав склонился к окошечку:

– Проезжайте, дама передумала.

– Какого ж… – выругался тот и тронулся с места. Очнувшись от шума мотора, блондинка сделала нерешительное движение в сторону машины, но Ярослав ее удержал:

– Нет, боюсь, сперва мы попросим уделить время нам. Разговор-то есть, вы согласны? Ника, подойди, не бойся. Она живая.

– Отстаньте… – пробормотала блондинка, явно впадая в панику. Она судорожно затеребила ремешок сумки, отступила на шаг и едва не попала под очередную машину. Ярославу пришлось под локоть вытащить ее с проезжей части на тротуар.

– Один раз вы уже погибли в автокатастрофе, стоит ли повторяться? – Его глаза горели от возбуждения, каждая жилка на лице трепетала – в этот миг он невероятно напоминал кладоискателя, впервые услышавшего звон своей лопаты о крышку старинного сундука. Как ни странно, поразительное воскрешение Ксении Банницкой мало его удивило – он явно воспринял его как невероятную удачу. Ника реагировала иначе – она по-прежнему не решалась приблизиться к женщине, которая казалась совершенно сбитой с толку и сильно напуганной. Она смотрела ей в лицо, и перед ней яркими вспышками высвечивалась Ксения их первой – и единственной встречи. Изящная, сдержанная и чуть печальная хозяйка неуютного большого дома, их беседа. О чем они говорили? Ника не могла вспомнить – любезные светские манеры хозяйки начисто стерли смысл ее слов. Кажется, она слегка язвила над Никиным любопытством, пригнавшим ее посмотреть на сумасшедшую. Кажется, предложила ей дружбу. Кажется, пригласила остаться с ночевкой. Потом с ней случился припадок, но ни его, ни самой Ксении Ника уже не увидела. И вот она снова стояла перед ней – взволнованная, растерянная, чуть-чуть иная… И абсолютно та же!

– Я предлагаю найти тихое место и продолжить беседу сидя. – Ярослав с интересом переводил взгляд с одной женщины на другую. – Вы изумительно смотритесь рядом, но уж очень привлекаете внимание – будто играете в «море волнуется, раз!».

Ему никто не возразил. Осторожно взяв обеих под руки – Ксения не сделала даже попытки вырваться, – Ярослав доставил их в кафе, видневшееся на углу. В это вечернее время оно было набито от входной двери до барной стойки, однако, полюбезничав с официанткой и что-то ей пообещав, он устроил дам за угловым столиком, залитым пивом. Те сели друг против друга, держась неестественно прямо, опустив глаза. Ярослав устроился на углу стола, словно отрезая им пути к отступлению.

– Дамам сухого «мартини», а мне водки, – попросил он официантку, спешившую прибраться на столе. – Вы ведь будете «мартини»?

Вопрос адресовался воскресшей Ксении. Та дико на него покосилась и снова опустила глаза. Ника откашлялась:

– Тогда мне лучше полусладкого и бутылку воды без газа.

Она сама не знала, как решилась заговорить, понимала только, что если немедленно чего-нибудь не скажет, то так и останется сидеть, будто в столбняке. Ярослав одобрительно ей кивнул, и тут ожила Ксения:

– Мне еще пачку сигарет. Легких, с ментолом.

– И кстати, если у вас есть яблоки «гренни», то тащите сюда парочку, – Ярослав дружелюбно подмигнул официантке. – И уберите от нас четвертый стульчик, пожалуйста, разговор уж больно частный! Спасибо, милая!

Когда все их пожелания, вплоть до яблок, были исполнены, Ярослав первым поднял запотевшую стопку:

– Что ж, за встречу! Или за воскрешение?

– Перестаньте, – тихо ответила Ксения, залпом выпила свой «мартини» и, судорожно распечатав сигареты, закурила. Выпустив тонкую струйку дыма, она поежилась, словно ей за шиворот спустили кусочек льда, и впервые прямо посмотрела на Нику. Та тоже слегка расслабилась – во всяком случае, у нее пропало ужасное ощущение, что напротив сидит живой труп.

– Ника, я полагаю, у тебя есть вопросы к старой знакомой? – с нажимом произнес Ярослав. Женщина покачала головой:

– А что я могу спросить? Я жду, когда мне что-то объяснят.

– У меня вопросов нет, и ничего я объяснять не хочу, – заявила Ксения, настороженно переводя взгляд с нее на Ярослава. – Я с вами пошла, только чтобы вы не устраивали скандала на улице.

– Но вы же не отрицаете, что это вас считают погибшей?

– Не отрицаю! – бросила та. – Но это касается только меня!

– Вы – Ксения Константиновна Банницкая, которую четыре дня назад хоронило человек сто, и вы спокойно ходите по улицам, сидите в кафе, считая это в порядке вещей?

– Вас это не касается! – отчеканила женщина, постепенно обретая утраченную было самоуверенность. – Это не преступление! Это вообще сугубо частное дело!

– А ваш муж знает, что вы живы? – не сдавался Ярослав. – А дети? Они только что приехали из Лондона. Вы с ними виделись? Они знают, что их мама не погибла?

Ксения схватила другую сигарету, забыв о той, что тлела в пепельнице. Вопросы напористого журналиста явно выбили у нее из-под ног только что обретенную почву. Это придало Нике смелости. Она подалась вперед:

– Так что же получается – гроб похоронили пустым? Зачем, Ксения Константиновна? Это была инсценировка? Знаете, от такого в самом деле можно сойти с ума! – Она нервно рассмеялась и, не удержавшись, протянула руку, коснувшись пальцев мнимо умершей банкирши. Они были живые, теплые, очень нежные и слегка подрагивали. – Не могу поверить… А я ведь по-настоящему расстроилась, когда узнала о вашей смерти! А Наташа – та вообще вся изревелась! Я могу ей сказать, что вы живы?

– Бога ради, не говорите никому! – Ксения отдернула руку и убрала ее со стола. – Это тайна!

– Но ваш муж знает?

– Знает-знает. – Женщина резко оглянулась, словно опасаясь увидеть за спиной непрошеных соглядатаев. – Все он знает, иначе как, по-вашему, я могла это проделать? Только не задавайте больше вопросов! Так нужно, и все. Это семейное дело.

– Да как сказать, – многозначительно протянул Ярослав. – Генрих Петрович, как я понимаю, тоже в курсе?

– Да вам-то что?! Зачем вообще эта слежка?! Вы тоже журналист? Хотите написать статью? – Ксения закурила третью сигарету, хотя первые две еще дымились в пепельнице. Руки у нее дрожали очень заметно. – Никому это не нужно, неинтересно… И писать вам попросту не о чем! Во всяком случае, я вам интервью давать не собираюсь!

Она выпустила струю дыма и усмехнулась, пытаясь изобразить бесстрашие, но эта бравада выглядела жалко и ненатурально. Ника отмечала, что за то время, что прошло со времени ее «смерти», женщина изменилась, и не в самую выгодную сторону. Ее прежнее царственное спокойствие, аристократическую сдержанность сменили повадки затравленного зверя. Тонкое холеное лицо осунулось, веки слегка припухли, глаза смотрели то испуганно, то устало. «Она как будто лишилась защитной скорлупы и чувствует себя голой, – искоса наблюдала за банкиршей заинтригованная Ника. – Что это за игра? Из-за денег? Ну конечно, из-за чего еще? Ее смерть явно была нужна для какой-то финансовой операции. Уж Банницкий, наверное, придумал что-нибудь необыкновенное…» Внезапно ее озарила простая и, как все простое, ошеломляющая мысль. Она так резко повернулась на стуле, что на узкой юбке треснул какой-то шов: