Золотой петух. Безумец - Раффи

class="p1">— Господин Вардан, — прервал его сборщик, — не забывай, что рядом с тобой сидят двое полицейских.

— Можешь запугивать ими несчастных крестьян, которые так наивны, что верят, будто у тебя есть дворец на Босфоре, что ты не пожелал дочь Отьяна, что твоим предкам ежедневно служат благодарственный молебен в монастыре святого Иакова… Будьте все вы прокляты!.. Это вы разоряете народ, вы все — от сборщика налогов и кончая вельможами из Высокой Порты[33], которые ради личной выгоды предают интересы своей нации.

Томас-эфенди не умел сердиться — вернее говоря, он проявлял свой гнев только тогда, когда видел, что противник слабее его и он легко с ним справится. Зная запальчивый характер Вардана, сборщик налогов побаивался его и постарался обратить все в шутку.

— Я вижу, что вино ударило тебе в голову, благословенный, — сказал он, — надо быть умереннее, раз не умеешь пить!

Вардан искоса взглянул на него и отвернулся, всем своим видом выражая отвращение к этому низкому лицемеру.

Старик Хачо сидел молча. В глубине души он чувствовал справедливость слов Вардана, но осуждал его за недопустимую резкость в разговоре с должностным лицом. Поэтому он очень обрадовался, когда обед пришел к концу, никак не предвидя, что может вспыхнуть новая ссора.

После обеда, по местному обычаю, сразу же подали кофе без сахара.

Томас-эфенди требовал, чтобы после кофе чубук ему подавал Степаник, так как он находил, что чубук, приготовленный руками Степаника, имел особый вкус.

Что-то таинственное было в судьбе этого бедного «юноши».

Фатах-бек, бывая в гостях у старика Хачо, любил, чтобы кофе ему подавал Степаник, уверяя, что кофе, поданное им, «приятнее на вкус», по той же причине Томас-эфенди требовал, чтобы Степаник готовил ему чубук. Во всяком случае, бек знал, что Степаник девушка, и любил ее, но знал ли об этом эфенди? Так или иначе, но он находил особый вкус в чубуке, приготовленном руками Степаника.

Вошел Степаник, неся длинный турецкий чубук, и протянул его Томасу-эфенди. В сердце у Вардана закипела ярость, он хорошо знал двусмысленное значение этого турецкого обычая. Подскочив к Степанику, он вырвал из его рук чубук и, бросив в окно, повелительно сказал:

— Уйди, Степаник!

Озадаченный Степаник покорно вышел.

Эфенди пришел в такое бешенство, словно его стукнули этим чубуком по голове.

— Я не люблю такие шутки, ты бесчестишь меня! — вскричал он.

— Не тебе говорить о чести!

— Я, я мультезим[34] всего этого уезда! — заорал подрядчик.

— Да, ты известный на весь уезд грабитель!

Сборщик вскочил с угрожающим видом.

— Не двигайся, а то убью, как собаку, — сказал Вардан, хватаясь за шашку.

Один из стражников стал между ними.

— Напрасно вы сердитесь, господин, эфенди не сказал вам ничего обидного.

Не обратив на него никакого внимания, Вардан крикнул сборщику:

— Развратник! По примеру турок, ты приходишь в дом армянина, чтобы нажраться и напиться, и с гнусной целью заставляешь прислуживать себе молодых девушек и юношей. Бессовестный развратник!

Староста обомлел. Не в силах вымолвить ни слова, он только время от времени крестился, моля бога отвратить беду.

Томас-эфенди, несмотря на свое бахвальство, кичливость и грозный тон, был труслив, как лиса. Видя, что Вардан рассвирепел, и понимая, что с ним нельзя расправиться, как с крестьянами Алашкерта (у Вардана была при себе шашка, и к тому же он был русский подданный), он сдержался и с присущим ему притворством мягко сказал:

— Бог свидетель, что я не подражаю турецким обычаям. Зря ты клевещешь на меня, Вардан.

Вне себя от гнева, юноша воскликнул:

— Я клевещу на тебя? Не ты ли вместе с турками совершаешь намаз, а потом заказываешь молебен в армянской церкви, чтобы заслужить расположение крестьян?.. Не ты ли говоришь туркам, что все армяне гяуры, а среди армян поносишь турок?.. Не ты ли выдаешь турецким властям каждого честного армянина, который болеет душой за свой народ?.. Не ты ли водишь дружбу с теми, кто занимается разбоем, и на суде даешь ложные показания в их пользу?.. Не ты ли был десять раз женат, бросал своих жен и сейчас норовишь взять себе здесь новую жену?.. Ты говоришь, что не подражаешь турецким обычаям? Да турок в тысячу раз честнее тебя и тебе подобных, потому что ты и не турок и не армянин.

Слова Вардана о том, что эфенди был уже не раз женат и хочет снова жениться, как громом поразили бедного старика. Ведь он хотел выдать свою Лалу за этого человека, который имел знатных родственников в Константинополе, собственный дворец на Босфоре и не пожелал взять в жены дочь Отьяна. «Нет, нет, — думал Хачо, — Вардан клевещет! Томас-эфенди не может быть обманщиком».

Излив весь свой гнев, Вардан вышел из ода.

Едва он вышел, как язык у эфенди сразу же развязался.

— Я обязательно напишу султану, — сказал он угрожающим тоном, — напишу и русскому царю. Я загоню этого негодяя в Сибирь… Я с ним расправлюсь, он узнает, кто такой Томас-эфенди! Осла проймет только дубина.

Томас эфенди имел привычку угрожать именами высокопоставленных лиц, давая понять, что он с ними на равной ноге и ему ничего не стоит привести в исполнение свои угрозы.

Хотя старик Хачо был человеком не глупым, но ему пришлось на своем веку вынести немало притеснений от разного рода чиновников, поэтому он, как и любой крестьянин, слепо верил в их могущество. Угрозы эфенди так устрашили его, что он повалился ему в ноги и стал со слетами на глазах молить:

— Ради бога, поищадите Вардана, не загоняйте его в Сибирь, уважьте мои седины! Вы же знаете, что он чудак!

Сделав вид, что он внял мольбам старика, эфенди после небольшой паузы сказал:

— Хорошо, пощажу, по только ради тебя, старик, потому что я не раз в твоем доме ел хлеб-соль.

Глава шестнадцатая

Пришла беда отворяй ворота, — так бывает, когда несчастья омрачают покой и благополучие какой-нибудь семьи. Так было и с семьей старика Хачо, на которую со всех сторон сыпались удары.

По-разному отнеслись к ссоре Вардана с Томасом-эфенди в семье Хачо. Одни высмеивали трусливого эфенди и хвалили Вардана за смелость, другие осуждали его, говорили, что он сумасброд и не умеет держать язык за зубами. Больше всех негодовали Оган и Ако: где бы ни находилось должностное лицо, говорили они, при исполнении ли служебных обязанностей, или дома — ему нельзя перечить.

Не меньше их был обеспокоен и старик Хачо. Хотя он прямо и не обвинял Вардана, находя, что тот был до известной степени прав, но