Призрак Канта - Татьяна Устинова

— Так ты ему мясо отдал? — спросила Кристина, рассматривая пса. — Вот этому?

Пёс шевельнул хвостом. Он переводил настороженный взгляд с одного на другого, поднимал и опять опускал уши, словно вспоминал о чём-то и пугался.

— Дождь, — сказала Мура безучастно.

— Я ща машину подгоню, — Саня скатился с крыльца, хлопнула дверь, заурчал мотор, зажглись фары. В столбах света летели частые капли.

— Ну, держись, — сказал псу Меркурьев. — Будь осторожен, впереди зима.

Они старательно не смотрели друг на друга, и на собаку, которая всё молотила хвостом, тоже не смотрели.

— Пошли, пошли, — Василий Васильевич подтолкнул девиц в спины.

— Чё вы там застряли? — в окно крикнул Саня. — Поехали!.. Нам неблизко!..

Меркурьев сбежал с крыльца, распахнул заднюю дверь, в салон первой пролезла Кристина, а за ней Мура. Меркурьев плюхнулся на переднее сиденье, и тяжёлая машина, перевалив через бордюр, выбралась на дорогу.

— Включи радио, — попросила Кристина, когда молчание стало невыносимым.

Саня смотрел на дорогу, стучали «дворники». Меркурьев повернул тюнер, и в салоне грянул шансон.

— А, вашу мать, — прорычал вдруг Саня, вывернул руль, корпус дрогнул, и джип заскакал по трамвайным путям. Двигатель возмущённо взревел, а Саня поддал газу.

Никто не говорил ни слова.

Они влетели на тихую улицу, колёса застучали по брусчатке, вывеска «Чайковский» надвинулась на них.

Саня приткнул джип рылом прямо в ступеньки, распахнул дверь и побежал наверх. Василий Васильевич встал на подножку, накинул капюшон и выглядывал, вытягивая шею.

Пёс по-прежнему сидел, привалившись боком к кирпичам, и вид у него был неважный. Согнутая спина выражала отчаяние. Он ведь почти поверил — после мяса и руки, которая гладила его по загривку!.. Он почти поверил, хоть и знал, что верить нельзя никому и никогда.

Но он был ещё очень молодой, полгода не исполнилось ему, и поэтому он поверил!.. А потом машина уехала, и на ней уехала его последняя надежда. Так бывает. Каждый для кого-то последняя надежда, хоть и не подозревает об этом и не хочет этого.

Саня двумя руками — за холку и худосочную задницу — поднял его с камней, прижал к белому свитеру, к меху «лётной куртки» и побежал вниз. На последней ступени он чуть не упал — скользко было, — но удержался, добежал до распахнутой двери джипа и зашвырнул пса в салон.

Меркурьев быстро сел и захлопнул за собой дверь.

Саня нажал на газ, и они опять поехали, на этот раз совсем в другую сторону.

Пассажиры и водитель молчали. Дождь шёл. Пёс мелко дышал.

В молчании они выбрались из города, в свете фар навстречу летели стволы старых немецких лип, опоясанные белыми полосами.

В салоне воняло мокрой псиной.

— Как назовём? — наконец спросил Саня, и все как-то разом выдохнули, задвигались, заговорили, словно вдруг наступило невиданное облегчение.

Василий Васильевич оглянулся назад и свесился между сиденьями, Мура полезла гладить и рассматривать морду, а Кристина радостно сообщила, что пёс виляет хвостом.

— Смешная какая собака! — сказала она с восторгом. — Ну, просто невозможный урод!..

— Нас в дом не пустят, — добавил восторгов Меркурьев. — Сань, ты под курткой его спрячешь, а я буду усыплять бдительность.

— Да ладно, чего там, пустят, не пустят! Если не пустят, мы с ним в город уедем!

Остальные члены концессии заревели и запротестовали — как это в город, разве можно в город, когда они только что встретились и должны как следует узнать друг друга!..

— Мы с Саней его вымоем, — без умолку говорила Кристина, — а завтра я сбегаю в посёлок, куплю ошейник и поводок, а то он удерёт. По-моему, он маленький совсем, щенок ещё!

— Ты разбираешься в собаках?

— Нет, но у него щенячье выражение лица.

— Назовём-то его как?

Саня взглядывал в зеркало заднего вида и улыбался, на щеках обозначались ямочки.

— Подожди, — сказала Мура. — Как же! На него нужно сначала как следует посмотреть, а уж потом называть.

В пылу и радости никто не обратил внимания на белый «Кадиллак», который отстал, когда Саня развернулся через трамвайные пути. Вряд ли водитель «Кадиллака» предполагал, что Саня вернётся за собакой, и в этот момент упустил его.

Меркурьев вспомнил про Лючию, только когда они свернули с шоссе и покатили по брусчатке к дому. В доме горели все окна, даже в круглой башенке, где на третьем этаже жил призрак Иммануила Канта, и из труб поднимался дымок. Тянуло морем и горящим углём.

Ни одной машины не было на площадке перед подъездом.

— Вот и хорошо, — себе под нос пробормотал Василий Васильевич, выбираясь из джипа.

Саня аккуратно пристроил пса за пазуху, до подбородка подтянул молнию и быстрым шагом двинул в подъезд. Кристина потрусила за ним.

Меркурьев и Мура проводили их глазами.

— Я тебе говорила, что о ней не надо беспокоиться, — сказала Мура наконец и взяла его под руку. — А об изумруде нужно.

— Я беспокоюсь. Про спиритический сеанс ты всерьёз?

Она кивнула, и он на всякий случай посмотрел — действительно всерьёз!

— Ты считаешь, что это может помочь найти камень?

Она опять кивнула. Он рассердился.

— Что ты киваешь?! Вот что ты киваешь, как лошадь?! Это всё чушь собачья и невежество махровое!..

— Вася, не злись. Ты допусти хоть на минуту, вдруг у меня получится! И все загадки будут решены.

— И на все вопросы, — негромко подсказал рядом кто-то, — найдены ответы.

Они разом оглянулись. Рядом с ними под козырьком подъезда стоял кудрявый человек в вельветовой куртке с поднятым воротником. Он смотрел на дождь, летящий в свете фонаря, глубоко сунув руки в карманы.

— Добрый вечер, господин Бессель, — буркнул Меркурьев.

— Рад приветствовать, господин инженер. Фрейлейн, — и он слегка поклонился.

Мура спряталась в тень за Василия Васильевича.

— Нет и не будет никаких готовых ответов, — продолжал Бессель. — Хотя всем хочется их получить, желательно разом! Но уверяю вас, это невозможно.

— Я говорю то же самое, — подхватил Меркурьев. — Скажите ей! Не помогут спиритические сеансы!..

Бессель пожал плечами.

— Видите ли, в чём дело. Чтобы получить ответ, нужно задать вопрос. Чтобы получить правильный ответ, нужно задать вопрос тому, кто его знает. Я не знаю ответов на ваши вопросы, и меня бессмысленно спрашивать! Но допускаю, что есть тот, кто знает, и его можно спросить.

— Опять рассуждения ни о чём, — вздохнул Меркурьев.