Сгинувшие - Бентли Литтл

руу-шаа

…благоденствовали на смертях, болезнях и грехах. Из них они черпали свои жизненные силы. Но они не растения. И не животные. Они – демоны, волшебные существа, обладающие колоссальной мощью. И золото принадлежит именно им.

Маршалл не был уверен, насколько хорошо он все понял. Голова все еще раскалывалась от боли, а некоторые моменты в словах индейца, которые он уловил чисто интуитивно, могли иметь другой смысл. И тем не менее…

И тем не менее он не обнаружил противоречий в этом рассказе. Маршалл вспомнил распустившиеся за одну ночь цветы вокруг дьявольской хижины во время его путешествия. Все тайны этой земли объединяло нечто, и, хотя он не понимал, что именно, он заранее в это верил.

Казалось, что вся деревня собралась вокруг тела умершего и головы собаки, глаза которой все еще двигались, а челюсти шевелились. Несколько мужчин стали что-то напевать – Маршалл не мог определить, что именно, – а обнаженный мужчина в большом и красочном головном уборе пустился в дикий танец, вскрикивая и бросая грязь на тело умершего и голову собаки.

– Давай-ка делать отсудова ноги, – предложил Даг Лилли тихим, напряженным голосом. – Шой-то мне это перестает нравиться.

Маршалл согласно кивнул, и они двинулись по тропе, которая вела к лагерю старателей.

– И куды ж ты собрался? – спросил Даг, когда они отошли на значительное расстояние.

– Саттеру я не нужен до завтрашнего дня, – пожал плечами Джеймс, – так что я свободен как птица.

– Я тоже. А поставишь мне выпивку?

– Посмотрим.

Какое-то время они шли в полном молчании.

– А ты когда-нибудь слыхал об этих демонах? – спросил наконец Маршалл. – Я имею в виду от белых людей?

– А то! Они здеся, – кивнул Лилли.

– Здесь?

Лилли посмотрел на окружавшие их холмы.

– То исть я не могу сказать, где точно. Но это ихняя земля. А мы здесь тока скитаемся. Так, по крайней мере, было раньше. А теперича я думаю, шо она станет нашей. Нас здесь больше, чем их…

– И ты веришь во всю эту хрень насчет того, что золото принадлежит им и все такое? Ты думаешь, что они могут творить чудеса?

– Ага, – ответил Лилли, немного подумав.

– Ты что… что-то видел?

Лилли кивнул.

– И что именно?

– Хошь, шоб показал?

– Ты знаешь, где они находятся? – недоверчиво уточнил Маршалл.

– Да не то шобы… Но кой-чё показать могу.

– А ты Саттеру об этом рассказывал?

– Да он и так знает. Он чуть ли не первый их нашел.

Маршалл остановился.

– Ну да. Это случилось еще до твоего появления. Прежде чем здесь стали появляться люди, здесь усе было по-другому. Никогда не интересовался, почему в форте нету женщин? А ведь были. Скво [84] и мексиканки – это уж точно, а некоторые приезжали и со своими собственными женами. Или дочерьми. – Лилли махнул рукой в сторону реки, которая была видна между деревьями и за которой расположился форт. – Тока где они все? А? Сам-то как меркуешь?

– Не знаю, – признался Маршалл.

– Их всех услал Саттер. Потому шо они усе сношались.

– Ничего не понимаю, – покачал головой Маршалл. – Что все это значит?

– А я те покажу. В Первом лагере.

– В Первом лагере? Да я был там на прошлой неделе.

– Да ты ж человек Саттера. Вот те ничего и не рассказывают.

– А ты тогда почему решил рассказать?

– Потому шо индейцы считают, шо тебе можно доверять.

– Это потому, что у меня нет золота?

Даг Лилли пожал плечами и улыбнулся, демонстрируя отсутствие доброй половины зубов.

Лошадь Маршалла была привязана возле его жилища. Свою Лилли проиграл в карты, поэтому Джеймсу пришлось одолжить ему мула, и они вдвоем направились по тропе, идущей на восток, в сторону Первого лагеря. Солнце уже пересекло полуденную отметку, в лагере слышались голоса кричавших мужчин и звуки падающих камней, тянуло дымком костра. Даг спешился, чтобы определиться на местности. Он обошел место, где они остановились, по кругу, а потом указал направо, за сосны.

– Туда, – сказал Лилли. – Но ежели мы сразу не найдем этот чертов каньон, то поворачиваем взад.

Как и ожидал Джеймс, дорога пошла вверх, и, двигаясь между двумя скалистыми гребнями, они попали в узкую горловину, откуда им открылось небольшое поселение, состоявшее из палаток и лачуг без окон, расположенных вокруг естественного водоема, питавшегося, по-видимому, от сезонных дождей.

– Эй! – крикнул Лилли.

Его голос отразился от каменных стен и вернулся к ним, но встречать их никто не вышел. Маршалл заметил, что жилища и палатки выглядят почти как новые, однако само поселение больше походило на призрак.

Это ему сильно не понравилось.

– А где все? – спросил он.

Джеймс надеялся, что Лилли ответит, что все ушли на разработку жилы, или строят промывочный желоб, или, на худой конец, собираются взрывать скалу – его собственное больное место в дни золотой лихорадки, – но его спутник покачал головой:

– Не знаю. Хотя могу догадаться.

– Что?..

– Сюда, – сказал Лилли. – За мной.

Они спешились, по берегу обошли пруд и, добравшись до первой хибары, отбросили полог на двери и вошли. Несколько мгновений их глаза привыкали к полумраку, и за это время Маршалл опять перенесся в глинобитную хижину на равнине. Теперь, как и тогда, он оказался в большой комнате без окон – и напрягся физически и психологически.

И вот он смог все рассмотреть.

На куче сухих листьев у задней стены лежала мертвая женщина. Ребенок, если это действительно был ребенок, ползал по грязи и мяукал, как котенок, – его сегментированное тело двигалось рывками, иногда под прямо противоположными углами. Лица как такового Джеймс у него не увидел – только ровный лоскут кожи над открытым ротовым отверстием. Этот лоскут был окружен львиной гривой жестких черных волос.

– Когда я был здесь в крайний раз, – Лилли говорил мягким, негромким, почти благоговейным голосом, – они все были здорово напуганы. – Он посмотрел на тело женщины. Оно сгнило уже до черноты, но почему-то не воняло. Единственной заметной деталью на ее почерневшем лице были белоснежные зубы. – Она была одной из тех, кто сношался. И вот шо из нее вылезло. Она померла при родах, – он указал на… ребенка, который неуклюже ползал в грязи. – Все боялись до этого дотронуться. Даже акушерка, которая помогала. Так шо они просто бросили это здесь, надеясь, что оно помрет. Но оно не померло. А тепереча, я меркую, они все ушли.