Месть по закону - Вячеслав Денисов

– Но ты ведь не выдумал, Энтони?! Если мой материал после «сенсационного» назовут «липой» – моей карьере конец!..

– Майкл, все, что вы пишете, всегда и везде будет восприниматься как «шняга», – с сигаретой в зубах и уже не скрываемой усмешкой в глазах Антон повернулся к журналисту.

– Что есть «шняга»? – перешел на русский Приттман.

– То же самое, что «фуйня» на китайском. – Смеяться сил не было, поэтому Струге привалился спиной к перилам и вздохнул. – Вы верите в собственное величие, а когда на ваших глазах рушатся небоскребы – бежите в магазины за противогазами. Страхуетесь от инопланетян, веруя в сторонний разум, и вместе с этим презираете разум земной, если он – не ваш. Ваша логика беспардонна и прямолинейна, а потому – беззащитна. И вам никогда не понять мысль русского преступника. Потому что никогда не предположите, например, что вегетарианец не тот, кто любит животных, а тот, кто ненавидит растения. Нужно жить в России по ее законам, чтобы понять ее. Но до конца ее никогда не понять. Вам – тем более. Поэтому, если не хочешь остаток жизни провести в русской зоне – мотай отсюда, Майкл.

И вот – минута расставания.

Подняв с пола легкую сумку, Антон пожал руку журналисту и пошел к стойке. Рейс объявлен, значит, не отменен. Приттман решил провожать его взглядом до того момента, пока тот не скроется в накопителе.

Вдруг Струге остановился и, к удивлению американца, направился к телефонным аппаратам. Журналист стоял и смотрел, как судья набирает телефонный номер. Цифры издалека было не разобрать, но, судя по их количеству, Струге делал междугородный звонок. Спокойно, словно на Бродвее со старым знакомым, он около минуты с кем-то поболтал и повесил трубку. По его слегка порозовевшему лицу Приттман сделал вывод, что разговор носил позитивный характер. Закончив разговор, Антон вернулся к Приттману.

– Майкл, я не хочу тебя расстраивать, но лучше ты это услышишь от меня, чем от кого-либо другого. Клянусь тюрьмой Алькатрас и статуей Свободы, тебе сейчас лучше уехать и не появляться в Тернове. Думаю, ты так и сделаешь. Возможно, ты мне очень понадобишься в скором времени. Только сейчас я не могу сказать – зачем. Потому что сам не знаю. А, может, и вовсе не понадобишься. На всякий случай – прощай...

С минуту журналист стоял, как пораженный громом. Он понял, в чем неповторимость российских судей. Во всяком случае, таких, как Струге. В беспардонной жестокости, основанной на точном исполнении закона. Они наверняка знают – что именно будет лучше. В их откровенной прямоте и справедливости. Но только таких судей, как этот. Как этот русский судья...

Антон, закрыв глаза, сидел у окна автобуса. Полтора часа в уши давил приглушенный рокот двигателя «Икаруса». Он не видел, что происходит за задернутой шторой, но знал – через пять-десять минут водитель сбросит скорость и зарулит за автовокзал Тернова, на стоянку. Вместо ухоженных улочек Лубянска его взору предстанут облезлые клены родного города. Да рваные газеты, которые ветер носит по мостовой. А еще он знал, что его ждет верный друг Вадик Пащенко. Они приедут в его квартиру, Вадим выберет из «арсенала», хранящегося у него, бутылку «Смирновки», накроет стол, и они будут пить. Пить молча и помногу. Чтобы забрало. Чтобы забыть все, что произошло за последние две недели. А что будет потом? ПОТОМ НАЧНЕТСЯ САМОЕ ГЛАВНОЕ...

А сейчас что может быть важнее того, что он снова дома?

О том, что его больше нет, Саша узнает случайно. Кто-то из юристов банка бросит случайную фразу, вставленную между восхищением вчерашним показом мод и возмущением завтрашним прогнозом погоды:

– Слышали, Струге умер? Ну, тот судья, из Центрального суда?

Саша на ватных ногах поднимется с офисного кресла и, оперевшись на него, едва не упадет. Она поднимет трубку и позвонит Пащенко. Тот будет долго молчать, оттягивая ответ. Фразу, которая дастся ему с огромным трудом:

– Да, Саша... Я слышал о его смерти. Мне очень жаль. Прости, что не позвонил...

Но Саша верит, что он жив. Она не видела, как его хоронили, поэтому не верит никому. И его фотография на могильном камне ей ничего не говорит. Смерть не постучалась в ее сердце. Значит, весь мир сошел с ума. Тот, кого она любит, по-прежнему рядом. Об этом говорило ее сердце. А Саша верит лишь ему. С постоянством помешавшегося рассудком человека она трижды за последнюю неделю заходила в суд.

– Где можно найти судью Струге? – спрашивает она, постоянно меняя для своего вопроса людей в мантиях.

И в очередной раз у нее сбивается дыхание. Она видит, как у женщин наворачиваются на глаза слезы, а мужчины темнеют лицами. И слышит один и тот же ответ:

– Его нет...

Но она хочет дождаться момента, когда заглянет к нему в кабинет и игриво шевельнет глазами. А он, важный, в мантии, с флагом России за спиной, сердито поведет бровями:

«Саша, жди.. Процесс скоро закончится...»

И она ждет. Ведь – «нет» не значит – «умер».

За неделю до трагических событий, всколыхнувших город, судья Центрального районного суда Поборников был назначен на должность судьи в Терновский областной суд. Тот самый судья, в кабинет к которому однажды вечером зашел Струге и шепнул на ухо:

– Что же ты, сука, делаешь?..

Тот самый судья, отпустивший на волю наркодельца Артемова. Тот самый, что оценил жизнь офицера милиции Волчкова в десять тысяч долларов.

Эпизод с Волчковым никак не отразился на карьере подающего надежды Поборникова. Существуют сформировавшиеся устои, которые подобные моменты пошатнуть не в силах. Поборников был женат на дочери начальника Жилищного комитета мэрии Тернова, а в связи с этим вряд ли кто мог усмотреть в его действиях не только состав преступления, но и даже преступную халатность. Судья независим в своих решениях. Судья всегда прав. А если он не прав, то областной суд всегда решит, насколько верно это изречение. Жилищная проблема – самая острая. Даже для судей. Некоторые из них за свою стремительную карьеру стремятся обеспечить жилплощадью не только себя и свою семью, но и семьи своих детей. А по возможности – и детей своих детей. Без Жилищного комитета здесь не обойтись. Квалификационная коллегия судей признала действия Поборникова по факту изменения меры пресечения Артемову законной. На этом и порешили. Вот только у Струге с тех пор почему-то испортились отношения с Заруцким. Может быть, потому, что последний также входит в состав той самой коллегии? Однако по всему чувствовалось, что своим вопросом Антон Павлович очень уж обидел судью Поборникова. Незаслуженно. Между тем отношения Поборникова с самим Заруцким были очень теплыми и доброжелательными. Доказательством тому служил тот факт, что вскоре после назначения Поборникова в областной суд Заруцкий переехал с женой в четырехкомнатную квартиру, напротив оперного театра. Это – центр города, кто не знает. Самый центр.