Маятник Смерти. "Оборотни" Спецназа - Олег Таругин

Несколько минут ничего не происходило; наконец к моим перекуривающим снаружи провожатым кто-то подошел — похоже, какой-то местный начальник.

— Привезли?

— Так точно, товарищ майор.

— Как он? Очнулся уже?

— Никак нет, товарищ майор, — отрапортовал один из «вертолетчиков», неожиданно (для меня, по крайней мере) добавив не по уставу: — Куда ему! Вы б видели, как их пораскидало, когда мы по грузовику с «Агленя»[29]шарахнули!

— Остальные? — сухо осведомился «товарищ майор» голосом, показавшимся мне откуда-то смутно знакомым. Да нет, глупости, откуда мне его знать! Единственный знакомый мне майор в этом мире — я сам. Однако послушать стоило…

— Как и докладывали: один «двухсотый», остальные живы. Только четвертый — не из этих, местный он, водила того ЗИЛа, на котором они ехали. Трупешник нашим «бортом» привезли, еще двоих — вторым.

— Ясно. Хорошо, сержант, молодцы! Благодарю за службу! Давайте, несите его вниз, только осторожненько. Труп пока здесь оставьте, насчет него я сам распоряжусь.

Я вновь незаметно вздохнул. Да, жаль… Интересно, кто? Серега или Вовчик? Наверное, капитан, он в кабине сидел, и если они по нам на самом деле из «Агленя» жахнули, то у него никаких шансов не было да и быть не могло: эта эрпэгэха — штука зело серьезная! Жаль, если так — насколько я запомнил, у него жена в Москве осталась…

Дальше слушать было нечего. Показавшийся мне знакомым майор ушел, а мои не то конвоиры, не то носильщики, стали негромко обсуждать, как меня лучше донести до какого-то входа: «а то, если с этим (нелицеприятный эпитет в свой адрес я, с вашего позволения, все же опущу) что-нибудь случится, майор с нами, сам знаешь, что сделает».

Тащить меня на руках напуганные «товарищем майором» «носильщики» все-таки не решились — пока один караулил мое все еще «бессознательное» тело, второй сходил за носилками. Затем меня долго куда-то транспортировали — сначала по улице, под размеренный топот двух пар ног, обутых, судя по звуку, в обычные армейские «берцы», и близкий плеск накатывающих на каменистый берег волн (уж не на острове ли я, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, нахожусь-то, а, мужики?!), затем по лестнице и, наконец, — лифтом. Причем последний явно опускался под землю… Впрочем, я уже ничему не удивлялся — начал, видать, привыкать к совпадениям и прочим странностям этого мира. Бункер так бункер, какие проблемы…

Глаза (точнее — глаз, левый который) я по-прежнему не открывал, быстро убедившись, что ничего интересного, кроме бетонного, с продолговатыми плафонами ламп дневного света, потолка, все равно увидеть нельзя. Да и вообще — мое нынешнее «обморочное» состояние меня пока что вполне устраивало, а там, как говорят в недалекой отсюда Одессе, «будем посмотреть». Правда, примерные расстояния и количество поворотов на (всякий случай, конечно, запомнил… Наконец транспортировка закончилась, как я в общем-то и ожидал, несколькими громко лязгнувшими металлическими дверями и перекладыванием на довольно удобную лежанку. Кто-то третий молча снял с меня наручники, развязал ноги и — а вот это уже странно! — ушел, аккуратно закрыв за собой щелкнувшую замком дверь.

Я прислушался, стараясь понять, один ли я в комнате — или, скорее, камере? Не получилось. Ладно, хватит, пожалуй, дурака валять. Решившись, я наконец раскрыл непострадавший глаз и, не поворачивая головы, огляделся.

Доставшееся мне в качестве узилища помещение на камеру походило не очень — скорее на комнату отдыха офицеров дежурной смены какого-нибудь шахтного ракетного дивизиона войск стратегического назначения. Аккуратно оштукатуренные и выкрашенные светло-салатовой краской стены, белый потолок, массивный журнальный столик и пара кресел в углу, холодильник с микроволновкой на нем и ведущая скорее всего в санузел дверь. Ну и собственно диванчик, на котором я имел удовольствие нынче возлежать. Простенько и со вкусом. Вот только входная дверь — металлическая, с небольшим овальным окошком в верхней трети и… без внутренней ручки — мне не сильно понравилась. И видеокамера наблюдения над ней тоже оптимизма не добавила. А так ничего, жить можно… Особенно если учесть, что почти с того самого момента, как «двадцать четвертый» коснулся колесами земли и через раскрытую дверь ворвался соленый черноморский ветер, я не мог избавиться от ощущения, что нахожусь на месте — именно там, где должен был оказаться.

Осторожно приподняв руки, рассмотрел багровые кровоподтеки на запястьях, под кожу которых словно втыкались тысячи острых иголочек — начинало восстанавливаться нарушенное кровообращение. Вот уроды, кто ж вас так учил наручники зажимать! В ногах, впрочем, было ненамного лучше: наручники наручниками, но и ремни тоже можно затянуть будь здоров!

Потрогал все еще ноющий затылок, убедившись, что не ошибся, — под слипшимися от засохшей крови волосами прощупывалась здоровенная, размером с полладони шишка. Проверил на всякий случай и недееспособный глаз — да нет, тут все в порядке, просто заплыл от удара. Н-да, красивый я, наверное, сейчас — прямо Ален Делон после литра тройного одеколона без закуски… В таком виде не то что мир спасать, на улице показаться стыдно: мигом в ментовку заметут, никакие «корочки» майора ГРУ не помогут.

Кстати, про майора — куда это он запропастился? У меня отчего-то сложилось впечатление, что ему сильно не терпелось со мной поговорить по душам. В смысле, не применяя сразу методов интенсивного допроса третьей степени…

И словно в ответ на мою мысль (нет, что угодно, но только не это! Никаких больше «невербальных методов общения» и ковыряний в моем ударенном мозгу!) где-то в изголовье раздался уже слышанный раньше голос, по-прежнему какой-то подозрительно знакомый:

— Вижу, вы уже закончили беглый осмотр интерьера и своих боевых повреждений. И если вы не против, давайте наконец познакомимся.

Говоривший обошел лежанку и, встав передо мной, протянул руку, вполне искренне улыбнувшись при этом. Строгий «товарищ майор» оказался высоким, атлетического телосложения мужиком лет тридцати с небольшим, одетым в светлую, свободного покроя форму без знаков различия. Зато на поясе висела небольшая мягкая кобура открытого типа с незнакомым мне пистолетом, что было довольно странно: человек, решившийся зайти в камеру к такому волку, как я, пусть даже и раненому, с оружием, был либо глуп, либо… очень хорошо знал, что делал!

Он знал, что делал.

Потому что я смотрел не на пистолет, а во весь мой единственный неповрежденный глаз таращился на его лицо!

На очень знакомое лицо, которое я каждое утро (ну, иногда, когда особенно лень этим заниматься, — через утро) имею возможность наблюдать в зеркале во время бритья…

На свое собственное лицо…

Мой новообретенный — прям индийское кино, блин! — близнец подтянул поближе кресло и уселся напротив, закинув ногу на ногу. Меня, несмотря на снятые наручники, он отчего-то совершенно не боялся.