Тлеющий огонь - Пола Хокинс

Детективы снова обменялись загадочными взглядами.

— А вы удивитесь, если мы скажем, — спросил Баркер, — что этот нож — тот самый, что вы опознали как свой и которым, по вашим словам, вы зарезали Дэниела Сазерленда, был найден в квартире девушки с фотографии?

— Я… — Он явно не ожидал такого поворота событий. — В ее квартире? — В голове Тео промелькнула ужасная мысль, что его признание было непростительной ошибкой. — Вы нашли нож в ее квартире? — тупо повторил он. — Она… ну… должно быть, она его подобрала. Должно быть, она видела, как я его выбрасывал… Возможно, она была тем человеком, которого, как мне казалось, я видел позже, возможно, именно тогда я ее увидел…

— Вы только что сказали, что встретили ее, когда направлялись на баржу, — напомнила Чалмерс.

— Но это могло быть позже. Возможно, это было позже. Я довольно плохо помню то утро. День был очень тяжелый. Полный переживаний. Я был… я был не в себе.

— Вы узнаете это, мистер Майерсон?

У них оказалось что-то еще. Шарф.

Он кивнул.

— Да, это мой. Кашемировый, от «Бёрберри». Очень хороший. — Он взглянул на них. — Я был в нем в то утро. Наверное, уронил.

— А где, по-вашему, вы могли его уронить? — поинтересовалась Чалмерс.

— Понятия не имею. Как я уже говорил, я плохо помню события того дня. Может, на барже? Или где-то по пути? Я не знаю.

— Я полагаю, вы снова удивитесь, узнав, что он также был найден в квартире Лоры Килбрайд?

— Правда? Ну, если я уронил его, когда выбрасывал нож, тогда… — Тео вздохнул, чувствуя изнеможение. — Какая разница? Я же признался в убийстве, так что еще? Я не знаю, откуда у девушки мой шарф, я…

— Мисс Килбрайд считает, что шарф и нож были подброшены в ее квартиру, чтобы подставить ее, — сказал Баркер.

— Ну… — Тео был сбит с толку. — Вполне может быть, но подбросил-то их не я, верно? Во-первых, я понятия не имею, где она живет, а во-вторых, я только что сказал вам, что они принадлежат мне. Зачем мне их подбрасывать, а потом говорить вам, что они мои? В этом нет никакого смысла, согласны?

Баркер покачал головой. Он выглядит очень несчастным, подумал Тео, совсем не как детектив, только что раскрывший дело.

— В этом нет смысла, мистер Майерсон, действительно нет. И проблема в том, — сказал он, выпрямившись на стуле и положив ладони на стол, — проблема в том, что мы нашли на ноже только один отпечаток пальца, и он ваш. Отпечаток большого пальца, если быть точным. Но поскольку это ваш нож, присутствие на нем вашего отпечатка пальца удивления не вызывает. Тем более что отпечаток, который мы нашли, находится здесь, — Баркер указал место на ручке, где она переходит в лезвие, — что на самом деле не там, где он должен быть, если вы держите нож, чтобы кого-то им ударить. Скорее, палец находился там, когда вы, к примеру, резали лук.

Тео пожал плечами, качая головой.

— Я не знаю, чего вы от меня хотите. Это сделал я. Я убил Дэниела Сазерленда из-за его отношений с моей бывшей женой Карлой. Если вы дадите мне листок бумаги, я все напишу. А сейчас я подпишу признание. Помимо этого я, с вашего позволения, больше ничего не скажу. Вас это устроит?

Чалмерс резко отодвинула стул от стола. Она была явно раздражена. Баркер огорченно покачал головой. Никто из них мне не поверил, подумал Тео, и эта мысль его разозлила. Почему они ему не верят? Неужели они считают его неспособным на такой поступок? Разве он не похож на человека, который может убить из-за любви, чтобы защитить свою семью? Да кого волнует, верят они ему или нет, подумал Тео, преисполненный сознания своего нравственного превосходства. Он поступил правильно. Он спас ее.

Карла всего лишь хотела услышать от него, что ничего этого не было.

В тот пятничный вечер в доме Тео, через пару дней после того, как она увидела рисунки в блокноте Дэниела, она заснула рано, мертвецки пьяная, а через несколько часов проснулась с больной головой и сухостью во рту. Изображенные Дэниелом сцены были похожи на кинохронику на рваном экране ее разума. Рядом с ней тихо похрапывал Тео. Она встала. Лежать просто так не имело смысла — заснуть ей точно не удастся. Она потихоньку оделась, взяла дорожную сумку и спустилась по лестнице вниз. Стоя у раковины, залпом осушила стакан воды, потом еще один. Накануне вечером она выпила больше бутылки вина — столько за один раз она не выпивала много лет, — и боль за глазами ослепляла. В ванной нижнего этажа она нашла парацетамол и приняла сразу три таблетки.

Вернувшись на кухню, она стала искать ручку и бумагу, чтобы оставить записку. Не могла уснуть, ушла домой — что-то в этом роде. Ему будет больно, он не поймет, но ей было не до его чувств, ей было ни до чего. Все ее мысли занимал только Дэниел.

Она не могла найти ручку. Это не имело значения, она позвонит ему позже. Позвонит ему потом. Им нужно будет когда-нибудь об этом поговорить, ей придется придумать какое-нибудь объяснение, почему она так себя чувствовала и вела.

— Ты выглядишь абсолютно разбитой, Си, — сказал он ей, когда она, как обычно, пришла на ужин в пятницу вечером. — Плохо спишь?

Она ответила утвердительно, но он не отставал: когда это началось, что послужило спусковым крючком? Она не хотела об этом говорить.

— Сначала выпьем, — сказала она.

Она выпила два джин-тоника, прежде чем они перешли на вино. Ничего не ела. Неудивительно, что она так себя чувствовала.

Неудивительно.

Сквозь стеклянные двери кухни было видно, что лужайка покрыта инеем. На улице холодно. Она надела перчатки и взяла в коридоре один из старых шарфов Тео, накинула его на плечи. Возвращаясь через кухню, она заметила, что нож, которым Тео нарезал лимоны для ее джин-тоника, все еще был там. Лежал на разделочной доске.

Карла всего лишь хотела услышать от него, что ничего этого не было.

Она вышла из кухонной двери, на ходу затягивая на шее шарф. Потом открыла заднюю калитку, вышла на безлюдную тропинку и повернула налево, в сторону дома.

Над водой клубился нежный туман, серебристый от лунного света. Огни узких туристических яхт не горели. Наверное, сейчас около половины пятого? Еще темно. Карла шла медленно, поглубже засунув руки в карманы и уткнувшись носом в шарф. Прошла сто ярдов, потом двести, миновала ступени, по которым обычно поднималась, направляясь домой. Она продолжала идти.

От холода в голове у нее начало проясняться. Теперь она может пойти к нему. Она хочет услышать, как он скажет: Этого не было, все это неправда и вымысел, это просто… Просто что? Что это могло быть? Фантазия? Кошмар? Почему в какой-то момент он сел и нарисовал эти картины — с ней и с собой? С ее мальчиком. Что означало то, как он все это нарисовал?

Ей нужно было всего лишь объяснение.

Подойдя к барже, она с удивлением услышала голоса, повышенные и сердитые. Но вместо того чтобы остановиться и постучать в окно, как она собиралась сделать, она ускорила шаг, прошла дальше по тропинке и по ступеням поднялась к мосту. Она стояла там и смотрела на баржу, и ее горячее, учащенное дыхание вырывалось изо рта клубами пара.