Небесный Путь в Россию. Дневник Военкора - Ирина Скарятина

включая даже головной убор, мягкую шерстяную шапочку-ушанку. Ирина прирождённый репортёр, она не чувствует и не выражает никаких политических пристрастий, что, безусловно, является правильным в наше время". (Элис Хьюз, Форт-Уэрт Стар-Телеграм, 30/12/1942)

"Она пришла в радиостудию, несмотря на сломанное 'где-то' во время болтанки в бомбардировщике ребро, на вывихнутую лодыжку и на усталость после сотен часов перелётов. Она ни словом не обмолвилась об этом в эфире. Как она сказала мне позже, если недавно был рядом и общался с воюющими русскими людьми, то никакие сломанные рёбра, вывихнутые лодыжки и усталость не имеют значения". (Орландо Сентинел, 05/02/1943)

"Похудев на 20 фунтов148 на военной пище, в которой полностью отсутствовали овощи и фрукты, она всё равно похожа на ту Ирину, что приезжала раньше в Нэшвилл раздавать автографы на книгах о своей родной России … Как обычно, её самые интересные истории – это её собственные приключения. Никто не может сравниться с ней, когда дело доходит до возбуждения в слушателях восторга и сопереживания в самые драматичные моменты. Ирина была единственной женщиной-военкором среди 23 мужчин. Когда она приехала, все были настроены против неё. Ведь она ничего не знала о том, как быть военным корреспондентом, поскольку её предыдущая деятельность была гораздо более неторопливой. И она была женщиной, и получала зарплату в национальном журнале, известном своими большими гонорарами, да к тому же знала русский язык. Однако неприязнь сохранялась лишь несколько дней …

За все проведённые там недели Ирина ничего не узнала ни о своих родственниках, ни о бывших друзьях. 'Все они уехали или умерли, но это та же Россия! – восклицает она. – Русские всегда одни и те же'". (Кристин Сэдлер, Нэшвилл Баннер, 02/01/1943)

"Совершив совместные с американскими войсками перелёты в Азии и Африке, Ирина Скарятина заявила, что видела 'американских мужчин в своих лучших проявлениях, отбросившими всё наносное и возродившими дух первопоселенцев Америки'. Снабжённая письмами десятков солдат к своим матерям и жёнам, она вернулась в страну прямо перед Рождеством и зачитала их тем по телефону, получив признания, что это было самым лучшим подарком к празднику, который можно было только представить". (Питтсбург Пост-Газетт, 26/01/1943)

"Ирина Скарятина, известная русская писательница и лектор, прекрасно говорящая по-английски, лишь чуточку грассируя на буквах 'Р', рассказала о полном затемнении в России. По её словам, она ожидала увидеть там что-то вроде частичной светомаскировки, как это сделано в Нью-Йорке. Однажды вечером, выйдя из театра и окунувшись в полный мрак, она упала, в результате чего многие из тех, кто шёл следом, упали на неё. С тех пор она даже зимой носила белые туфли, чтобы по крайней мере видеть, куда ступают её ноги. Эта толика юмора в нарисованной ею общей безрадостной картине понравилась её аудитории". (Бингемтон Пресс, 12/01/1943)

"'Общество помощи России в войне ведёт замечательную деятельность, и я безмерно благодарна за всё, что вы делаете для моего народа', – заявила Ирина Скарятина вчера вечером во время лекции на открытии четвёртого Института религии в Объединённой церкви149. 'Повсюду в России я слышала выражения признательности. Раненые солдаты, врачи, мирные жители – все были благодарны вам за великодушие, – сказала Скарятина. – Врачи, однако, просили присылать побольше витаминов и сульфаниламидных препаратов, а также длинные операционные халаты' … Скарятина по-настоящему понравилась слушателям … Она очаровательный и оживлённый оратор, говорящий 'со скоростью миля в минуту' и сопровождающий свою речь активной жестикуляцией". (Джейн Холл, Ньюс энд Обсёрвер, 27/01/1943)

"Ирина Скарятина, русская дворянка и военный корреспондент, выступавшая вчера в клубе 'Двадцатый век', рассказала о советской армии, феноменальные успехи которой обусловлены необычайными военными усилиями её непреклонных бойцов, а также русских женщин. 'Это не вопрос военной удачи, которая позволяет Красной армии отбросить захватчика обратно за реку Дон, – сказала она своей аудитории, – а результат скоординированных усилий со стороны всего русского народа, который ожидал войну с Германией задолго до того, как она пришла. Российская стратегия заключалась скорее в сокрытии, чем в демонстрировании внешнему миру советских приготовлений к войне, создавая тем самым впечатление неспособности вести адекватные боевые действия против нацистской мощи. Каждая российская деревня стала небольшим военным подразделением с гражданскими лицами, которые так же, как солдаты, обучались обращению с ручными гранатами и огнестрельным оружием. Считается, что мания немцев убивать всё на своем пути – русских мужчин, женщин и детей, а также их скот – основана на страхе, что пожилая женщина или ребёнок так же умело обращаются с ручной гранатой, как и русский солдат'". (Энн Вайс, Питтсбург Пресс, 26/01/1943)

"Лектор указала на то, что пока Германия явно готовила наступательную войну, Россия незаметно готовилась к оборонительной. Она заявила: 'Все знали о первой линии обороны России, но никто извне не догадывался о второй – военных заводах между Волгой и Уральскими горами. Всё было сделано скрытно, чтобы Гитлер ни о чём не пронюхал'". (Клара Гатри, Сакраменто Би, 05/10/1943)

Однако нельзя сказать, что все лекции и встречи проходили в дружеской атмосфере – случались перепалки и недопонимания и, как следствие, неблагоприятные отзывы в прессе. Как, например:

"Ирина Скарятина произвела сегодня большое впечатление на столичных репортёров, читая лекцию в Женском национальном пресс-клубе о своём опыте работы военным корреспондентом в Красной армии.

Мадам Скарятина призналась, что репортёрам разрешалось лишь невинно слоняться по 'детсадовской зоне' фронта и что она изо всех сил старалась добиться, чтобы пишущих парней посылали и в места активных боевых действий. Когда же её настойчиво попросили дать объяснение отказа в допуске военных репортёров и обозревателей на передовую, мадам Скарятина, откашлявшись, провозгласила: 'Мы знаем, что вы не желали бы выдать врагу ничего из того, что видели на полях сражений, но вы американцы, и, вернувшись в Америку, начинаете и говорить, и писать, и выступать по радио, поэтому можете бездумно ляпнуть какую-то мелочь, которая подвергнет опасности тысячи наших солдат. Мы просто не можем позволить себе так рисковать. Вы, американцы и британцы, чересчур много говорите и пишете'". (Дэйли Ньюс, 24/03/1943)

За чем последовало:

"Ирина Скарятина отведала на вкус вашингтонскую прессу после того, как поведала Женскому национальному пресс-клубу о своей поездке в Россию. Так как поднятая ею тема была очень спорна – а говорила она со своей обычной самозабвенностью, – её упомянули во всех газетных колонках. 'Было бы лучше, если бы журналисты не вырывали куски из контекста, – говорит она. – А так у меня теперь неприятности и с русскими, и с американцами, и с британцами. Никто не понял меня правильно'". (Нэшвилл Баннер,