Не все мы умрем - Елена Гордеева

Они вышли из переулка на Гоголевский бульвар; здесь, увидев садовую скамейку, Барсуков остановился и протянул Евгении дипломат:

— Иди. Не бойся. Помни, что я с тобой. Подожди! — вдруг вскрикнул он ей вслед. — Мы же не сказали им, чтобы они вернули нам экземпляр договора.

— Я думаю, — обернулась Евгения, — они сами об этом догадаются.

— Если не вернут, деньги не отдавай!

— Я постараюсь, — сказала Евгения, про себя прыснув со смеху — как она будет стараться не отдавать деньги? Как тигрица бросится на киллера, вцепится ему в горло, а в это время подоспеет Барсуков, и все уладится?

Барсуков забрался в телефонную будку, снял трубку, как будто звонит; оттуда он мог все видеть, правда, в общих чертах, а не в деталях, потому что стоял на достаточно большом расстояния от места встречи, чтобы успеть убежать, ежели что. Евгения «по зебре» перешла на бульвар. Первая, вторая, третья скамейка. Она села спиной к Барсукову, положила ногу на ногу, сняла темные очки, сощурилась на яркое летнее солнце, висящее в листьях старой липы, и стала ждать.

На соседней скамейке сидела старушка, крошила батон, а у ног ее, воркуя, толкались голуби, выхватывая друг у друга белые комочки. Старушка иногда поворачивала голову и одобрительно поглядывала на молодую женщину в голубом костюме, вспоминая о том, как она сидела вот так же на этой самой скамейке и ждала своего будущего мужа. И еще она думала, что современные мужчины всегда опаздывают, а в ее время это было невозможно. Мужчина всегда должен приходить первым и ждать. Неужели современные женщины не понимают, что это неприлично — сидеть одной? Что это провоцирует других мужчин? Старушка взглянула еще раз на соседнюю скамейку. Нет, она все понимает, решила старушка, и нервничает.

Старушка давно уже прожила свою жизнь и теперь жила только жизнью других, подмечая в ней малейшие подробности и прикладывая их к себе. Вот, например, молодая женщина сняла очки и сейчас же опять надела. Зачем это? Чтобы заслониться от окружающих. Значит, она чувствует свое двусмысленное положение и ей это неприятно. Если бы у старушки спросили, что делать в такой ситуации, она бы посоветовала пойти погулять и вернуться через некоторое время, но не подходить, а издали понаблюдать за молодым человеком, довести его до белого каления и, когда он уже соберется уйти, вдруг появиться, запыхавшись:

— Ах, прости! Я так спешила, но опоздала!

Вот как их надо воспитывать.

А теперь все другое. Кто это там стоит за памятником Гоголю? Мужчина в конце аллеи топтался уже довольно долго. Мельком взглянет на женщину в голубом костюме и снова зайдет за памятник. Постоит за ним немного и опять покажется. Посмотрит на часы, посмотрит по сторонам, делая вид, что ждет кого-то. А в руках ничего нет, можно было для приличия гвоздичку купить. Розу, понятно, дорого, хотя, глядя на него, не скажешь, что бедный. Сам видный, крепкий, спортсмен, наверное. Ага, не выдержал, испугался, что она уйдет. Подходит, подходит. Прошел мимо. Она на него и не смотрит.

Какой-то мужчина сел на скамейку с другого края от молодой женщины.

А! Так тот был не он! А этот? А этот просто хочет познакомиться.

Мужчина сидел вполоборота, не отрывая глаз от Евгении, и внимательно ее рассматривал.

— Вы кого-нибудь ждете? — вдруг спросил он.

Евгения вздрогнула, подняла глаза и, к ужасу старушки, ответила:

— Вас.

— Тогда пересядем? — Они разом встали, а когда опустились на скамейку с другой стороны аллеи, добавил: — Слушаю.

Теперь старушка была достаточно далеко и разобрать слов не могла. Она беспомощно вытягивала шею, но голуби гукали и не давали подслушивать. Тогда она встала, голуби прыснули в стороны, крошки посыпались с колен, а голуби опять кинулись к старушке. Старушка перешла аллею и села на соседнюю с ними скамейку.

Евгения перевела взгляд на мужчину. Она внимательно его рассматривала. То, что это был тот человек, который шел за ней по Арбату, сомнений не было. Она узнала его по голубым глазам и по короткой стрижке светлых волос — ежиком; широкий загорелый лоб был в еле заметных морщинках, а глаза веселые.

До этого киллеров она никогда не видела, знала, что есть такие люди, которые убивают за деньги и этим живут. Моральный аспект их деятельности Евгению не волновал. Раз есть такая профессия и люди не протестуют, значит, это по ту сторону добра и зла. Волновал ее частный вопрос, который она не могла для себя решить: откупается она от него или, напротив, покупает?

Герман тоже молчал, не мешая себя разглядывать. Он следил за ее глазами, остановившимися на его губах. Если бы мужчина не знал, зачем его пригласили на Гоголевский бульвар, то мог бы подумать, что он ей нравится. Герман не имел дело с такими странными женщинами и не знал, чего можно от нее ожидать. Однако страха в ее широко раскрытых зеленых глазах не увидел. Может, сумасшедшая? Нет! Глаза были чистые, ясные, взгляд прямой, твердый. У сумасшедших таких глаз не бывает. Быть прекрасным психологом его вынуждали обстоятельства. Тревога и решимость, которые Герман заметил в ней в первый момент, настораживали. Но только в первый. Он ей нравится, если судить по выражению ее глаз, только не в обычном понимании этого слова, никакой сексуальной подоплеки. Придя к такому заключению и желая ей помочь, он повторил:

— Слушаю.

— Сейчас я ничего не смогу вам сказать. За мной наблюдают. Возьмите этот дипломат и передайте мне какую-нибудь бумажку. — Прочтя в его глазах недоумение, пояснила: — У вас есть просто чистый листок бумаги? Передайте его мне.

Герман сначала открыл дипломат и тут же его захлопнул. Полез в карман, вынул оттуда листок, раскрыл его, повертел и со вздохом передал Евгении. Евгения сунула листок в карман. Встала и сказала:

— До понедельника.

— Это тот толстяк? — кивнул на телефонную будку Герман.

— Да, это мой шеф, — подтвердила Евгения, вставая.

А Барсуков, наблюдавший из будки, вдруг выскочил из нее и вприпрыжку побежал в переулок к особняку, трясясь на ходу, как желе, и каждую секунду ожидая пулю в спину. Евгения спокойно пошла за ним следом.

В офисе Барсуков налетел на нее как смерч:

— Что это за тип?

— Я боялась на него смотреть. Один раз глянула — и достаточно.

— Как он выглядит?

— Высокий, седой, немолодой уже. — Евгения врала напропалую. — Одет прилично — в светлый костюм.

— Костюм я и сам видел! Ты подробности говори, подробности!

— Какие подробности? Говорю вам — я на него не смотрела. Да, вот еще что: на левой руке не хватает двух пальцев.

— Отстрелили?

— Этого я у него не спрашивала, — улыбнулась Евгения.

— Ну да. А что он у тебя спрашивал?

— Он спрашивал, — помедлила Евгения, — почему вы за нами наблюдаете?