Антикиллер-2 - Данил Корецкий

– Сколько ты ему платишь?

– Тысячу.

– И он хочет за эти деньги протирать штаны на стуле? – Лис покрутил головой. – Если мне моя контора окончательно остохренеет, приду к тебе на его место.

Он заглянул в бумажку, где четким почерком банкира были записаны несколько телефонов с расшифровкой абонентов.

Каргаполов, куратор правоохранительных органов в областной администрации. Пастряков, замгубернатора... Так он и думал!

– Наверное, ничего не выйдет, Филипп, – с тяжелым вздохом сказал Хондачев. – Я тоже не сижу без дела, поднял все свои связи, дергался, как мог, – и все без толку. Раз эти друзья за меня взялись, то не открутиться. Среди банкиров идет молва, что я уже полутруп...

– Подожди, может, что и выйдет, – не очень уверенно сказал Лис. – Я разворошил муравейник, сейчас они задергаются, засуетятся...

Так и получилось. На следующее утро Каргаполов доводил полученную информацию до Павла Сергеевича Пастрякова.

– Это некто Коренев, подполковник из РУОПа, – почтительно произнес Каргаполов, приблизившись к огромному, почти свободному от бумаг столу,

– Именно он прикрывает «Золотой круг». У них это называется «крыша».

– Но ведь это незаконно, – заместитель губернатора слушал отстранение, полуприкрыв глаза и незаметно поглаживая правое подреберье. Сего печенью пить запрещено, но на его должности запрещено не пить. Еще в давние застойные времена приехавший из Москвы высокопоставленный чин презрительно скривился в сауне на попытку объяснить воздержание:

– Если вы такой больной, что не можете пить, то как вы можете руководить?

После этого Павел Сергеевич залпом огрел стакан коньяка и с разгону прыгнул в бассейн, а потом сидел в парилке на самой верхней полке, отстаивая право на руководящую работу. Право он отстоял, хотя потом неделю отлеживался под капельницами и пригоршнями глотал сверхдефицитный «эссенциале-форте».

– Конечно, незаконно! – возмущенно подтвердил бывший комитетчик. – Я организовал ему звонок с предупреждением не лезть в это дело...

– Это правильно. Пусть занимается своей работой. Вон сколько бандитов и хулиганов развелось, по улице не пройдешь!

– Но он не послушался! Стал давить на людей из налоговой полиции и ОБЭП, которые проверяли этого Хондачева! Угрожал написать в Москву!

– Да кто он такой, собственно говоря? – Пастряков открыл глаза. – Почему позволяет такое?

– Я тут собрал все данные на этого подполковника, – румяный крепыш положил на полированный стол прозрачную папочку с аккуратно подшитыми страницами, но Павел Сергеевич брезгливо отодвинул ее пальцем. Он считал ниже своего достоинства вникать в частности. Каргаполов понял, что допустил ошибку, и принялся озвучивать содержание подшитых страниц.

– Его обвиняли в убийстве, он сидел в тюрьме, но потом реабилитировали. Когда Воронцов пытался взять «Золотой круг» под себя, у него вроде бы получалось, пока Хондачев не нанял Коренева. Все сразу изменилось: дело затормозилось, многие люди Воронцова поменяли свои позиции, а потом он сам скоропостижно скончался. Можно было бы считать это совпадением, но Хондачев еще до его смерти знал, что больше у него проблем не будет.

– Что же, по-твоему, он его убил?

Каргаполов пожал плечами:

– Очень странная история. Прямо никто ничего не говорит... Больше того, стараются избежать любых оценок. Так всегда бывает, если дело нечисто... И вообще... В городе его боятся!

– Кто боится?

Холодный взгляд белесых рыбьих глаз уперся Каргаполову в переносицу.

У Пастрякова имелась уйма неотложных и действительно важных дел. Вторую неделю городские коммунальщики не могли провести теплотрассу и газ к строящемуся новому дому Павла Сергеевича. А там всего-то семьсот метров! Заканчивался срок пластиковой карточки в «Лионском кредите», продлевать надо самому, лично, для французских банкиров он никакая не фигура, а обычный вкладчик. Так оно и лучше: чем больше порядка, тем меньше шансов, что твои денежки пропадут, но надо срочно ехать, значит, придется сдвигать визит дружбы в город-побратим Лион. И в Москву надо заскочить, потому что без подогрева дружба с высокими людьми охлаждается, да и люди эти тасуются в последнее время, как карты в колоде, только с одним сошелся – глядь, надо уже к другому подходы искать... Хорошо – они не чинятся: если ты знаешь таксу, никаких проблем не возникает. И потом, прошел слушок, что у хозяина, товарища Лыкова, зашаталось вдруг губернаторское кресло, и это надо обязательно выяснить, причем заблаговременно, а не тогда, когда поезд уйдет... Да и зятек лыковский наседает, просит насчет своего родственника, или кто он там, какого-то Киршева. Совсем чувство меры потеряли: того к высшей мере присудили, а он за него хлопочет. Ну да какая разница! Главное – вызнать судьбу хозяина. Если никуда он не денется, придется и Андрюшке угождать...

С таким грузом забот вникать во всякую мелочевку не хотелось, да и сил на это никаких не было. Тем более сильно болела печень, хотелось нажраться обезболивающего и лечь в постель. Но сегодня Лыков возвращается из Англии, если бы знать, что слух точный, можно было бы заболеть и не встретить, но раз такой уверенности нет, придется ехать.

– Боятся, – неловко пожимая плечами, повторил Каргаполов. – Я у Чебаняна спросил, еще у двух-трех человек... С ним, говорят, лучше не вязаться...

– Кто такой Чебанян? – Пастряков уже не скрывал раздражения.

Бывший комитетчик молчал. Он понял, что допустил очередную ошибку. Смешивать уровни компетентности нельзя. Тут должна быть строгая субординация. Нижестоящим можно приводить в пример тех, кто стоит выше, но наоборот – никогда.

– Сергей Николаевич, – строго официальным тоном заговорил зам. губернатора. – Я вас не понимаю. Я, например, не боюсь этого вашего... как там его? Судимого милиционера. И не понимаю, зачем вы так долго рассказывали мне о его сомнительных делишках. Кто он такой? Он даже не руководитель самостоятельного подразделения! Почему мы должны с ним возиться? Доложите Ивану Васильевичу Крамскому – это его епархия, пусть разбирается. И сообщите генералу мое мнение: таким людям не место в органах!

Павел Сергеевич сделал паузу, чтобы сказанное отложилось у подчиненного в голове.

– Вы меня поняли?

– Так точно! – по давней офицерской привычке отчеканил тот. Не то чтобы уставной оборот так въелся в плоть и кровь, просто он заметил, что военные фразы нравятся гражданским начальникам. Причем тем больше, чем более далеки они от жестких и тяжких реалий воинской службы и чем меньше к ней приспособлены.

Пастрякову четкий ответ понравился. Он смягчился.

– А что с этим... За которого просит Андрюша Хорошилов?

Каргаполов потупился:

– Тут, Павел Сергеевич, шансов практически нет никаких. Это же тот Киршев, который на женщин нападал. В черных колготках, помните? Восемь убийств и три покушения. С изнасилованиями... К расстрелу приговорили... Теперь не исполняют, значит, будет двадцать лет сидеть. Что с ним сделаешь?