Медведь - Лина Филимонова

— И это все она тебя подсадила? Та Маргарита?

— Сам дурак. Никого не обвиняю. Башкой надо думать.

Кошка смотрит на меня как-то отстраненно. Неужели я ее оттолкнул своим рассказом? Она чистая девочка, с такой грязью точно не сталкивалась. Я ей теперь противен? Бывший наркоман… Она так думает.

— Юль, я не наркоман. Не успел им стать. Вовремя спрыгнул. И уж точно никогда в жизни даже близко не подойду к этой дряни.

Кошка гладит своей лапкой мою подрагивающую руку.

— Я поняла. Я не… Просто…

Она вдруг вскакивает со стула, бросается ко мне, обнимает, гладит по голове и целует в макушку.

— Ты хороший, я это знаю, — шепчет она мне на ухо.

И снова садится. Я даже не успеваю поцеловать ее.

Сердце захлебывается в горячей нежности. В животе умиленно пищат птеродактили. А к глазам что-то подступает… Слезы? Ну нет. Я же мужик. Это просто какой-то комок в груди растаял.

— А потом что было? — спрашивает Кошка. — Ты же давно вернулся.

— Потом было что-то похожее, только по-другому. Вылез из долгов с помощью Варлама, открыл свою компанию, встал на ноги. И снова вляпался. В некую Ирину.

— Тоже яркую и дерзкую?

— Ага.

Молчу. Думаю, как сказать.

— И что она? — помогает мне Юлька.

— Застал ее в своей постели с другим. Люблю, говорит, острые ощущения. На твои чувства насрать.

— Ничего себе… А ты ее любил?

— Думал, что люблю, — пожимаю я плечами. — Страдал. Дебил.

— Бедный…

Она снова гладит меня по руке. Через стол, за которым мы сидим. А я не решаюсь обнять ее. Хотя очень хочется усадить эту Кошечку к себе на колени и уткнуться носом в ее волосы, пахнущие ванилью и мятой.

— Еще были яркие красотки?

— Нет. Урок я усвоил.

— А что было до этого? — спрашивает Юлька.

— До чего?

— До того, как ты вернулся в город.

— Учился, тусовался, девушки тоже были, конечно. Но ничего серьезного. Влюблялся, но не надолго.

— То есть, ты непостоянный?

— Я очень постоянный. Просто тебя ждал, чтобы проявить свое постоянство.

— Так красиво говоришь! — улыбается Юлька.

— Я и чувствую красиво.

— Да?

— У меня такое чувство, что я искал тебя всю жизнь.

Юлька задумчиво смотрит на меня.

— Тебе нравятся яркие, дерзкие, смелые девушки… Оторвы. А ведь я на самом деле не такая.

— Юль, ты буквально вчера утверждала, что мне нравятся скромные училки. А ты не такая.

Кошка растерянно хлопает глазами. Я ее подловил.

— Какая ты на самом деле?

— Михей… Я… Я запуталась.

— Мой ты испуганный котенок! Запуталась она… Давай распутываться.

— Я столько лет притворялась горячей штучкой, что теперь сама не понимаю, какая я на самом деле…

— А зачем нужно было притворяться?

Юлька вся сжимается. Понимает, что пришла ее очередь болезненных откровений. Пытается улыбнуться. И выдает:

— Может, прогуляемся? Ты говорил, тут есть грибы…

— В лес за грибами хочешь?

— Ага…

— Трусишка ты моя! Не хочешь выворачиваться наизнанку?

— Не хочу.

— Все равно же придется.

— Да…

— Так зачем оттягивать? Будешь мучиться всю прогулку, вместо того, чтобы кайфовать.

— Ты прав, — выпаливает Юлька. — Лучше сразу рассказать самое неприятное. А потом уже…

— Заниматься приятными вещами, — подсказываю я.

— Я тоже когда-то была молодой и глупой, — начинает она.

Я не могу удержаться от смеха

— Чего ты? — вскидывается Юлька.

— Ничего. Я очень внимательно тебя слушаю, мой взрослый умный котоенок…

Юля

Я не знаю, почему это так сложно. Просто слова… Открываешь рот, говоришь их. Но они не лезут! Застревают в горле.

Потому что за этими словами до сих пор прячется страх. И липкое отвращение.

— Ты хочешь знать, почему я до двадцати пяти лет осталась девственницей? — спрашиваю Михея.

— Только если ты сама хочешь мне об этом рассказать.

— Я… не хочу.

— Не хочешь?

— Но чувствую, что надо.

Я набираю воздуха в грудь. Открываю рот. Снова закрываю. Блин…

— С чего начать? — бормочу я.

— Давай просто поболтаем, — говорит Михей и тянет меня за руку. — Пойдем на диван, там удобнее.

Он прав. Здесь удобнее. Особенно у него на коленях…

И в этом нет ничего такого! Правда. Никакой запрещенки. Я чувствую. Это просто уютно. И безопасно. Как мягкое дружелюбное кресло.

— У тебя есть братья или сестры? — неожиданно спрашивает Михей.

— Нет. А у тебя?

— И у меня нет. Быть одним ребенком — то еще удовольствие. У родителей все надежды на тебя. Тебя в детстве донимали с оценками?

— Да не особо… Я и так хорошо училась. Меня не надо было донимать.

— Ты моя умничка! А меня жестко муштровали. Репетиторы, дополнительные курсы, все дела. Я должен был поступить в крутой универ. И поступил.

— Меня тоже муштровали. Но не в учебе. Просто у меня очень строгий папа. Я должна была приходить домой в девять, отчитываться, куда пошла и с кем. И, конечно, никаких коротких юбок, помады или каблуков.

— Что-то мне подсказывает, что ты обходила запреты…

— Ну конечно! Уходила из дома пай-девочкой, потом переодевалась и красилась. Но возвращаться все равно нужно было в девять. Даже в одиннадцатом классе, когда все мои сверстники тусили ночи напролет.

— Ну, в целом я понимаю твоего папу…

— А ты понимаешь, почему я уехала из дома сразу после окончания школы? Естественно, со скандалом. Я же должна была пойти из родительского дома только под венец.

— А тебе хотелось самостоятельности…

— Конечно!

— И ты была непуганным невинным котенком…

— Да. На первом курсе я дружила с разными парнями. Именно дружила! Никому ничего не позволяла. В том числе и себе. А потом появился он…

— Та-ак…

Смотрю на Медведя. Вижу, что он сжал зубы. И прикрыл глаза. А я еще вообще ничего не сказала! Какая же у него будет реакция, когда я продолжу?