Верни мне любовь. Журналистка - Мария Ветрова

— Почему обязательно племянника? — спросил стоявший рядом Григ. — Возможно, как раз племянницу?..

— Я думала, ты хочешь мальчика, — пояснила я. — Все мужчины почему-то всегда хотят мальчиков…

— А я девочек люблю… — пропел Григ и в доказательство сказанного нежно привлек меня к себе.

— …Таким образом, мои милые, — хмуро произнес Корнет, — у нас с вами на самом деле не имеется на руках ни единого доказательства — не говоря об уликах… Разумеется, если не считать Марининого свидетельства, которое она едва вспомнила, да еще под моим психологическим давлением. В конечном счете оно тоже немногого стоит, его легко отрицать, и остается исключительно довольно длинная цепочка логических умозаключений, которую к делу не подошьешь… Все ясно?

— Мне ведь к тому же на самом деле это могло показаться, — пробормотала я. — Мало ли что могло находиться в этом пакете, тоже круглое и черное?.. Совсем не обязательно шляпка-ток… Особенно если учесть, что видела я это какую-то долю секунды…

Было субботнее утро, в нашу с Гришаней новую квартиру Оболенский заявился, когда мы еще нежились в постели. Правда, влить в меня столовую ложку хлористого кальция мой муж уже успел, и впервые за много дней я чувствовала себя относительно неплохо.

«Совещание» же происходило на кухне — такой просторной, что я, получив возможность оглядеться здесь по-настоящему только сейчас, впервые в жизни усомнилась в привлекательности больших кухонь: это ж сколько километров по ней намеришь, пока элементарно приготовишь еду и накроешь на стол?.. Мне было немного совестно, что отвлекаюсь на посторонние мысли в момент, когда речь идет о таких серьезных и, несомненно, подлинных ценностях, как жизнь и смерть. Но поделать с собой я ничего не могла. В свете вчерашнего Милкина трагедия и даже трагедия человека, о котором мы сейчас говорили как о вероятном, очень вероятном убийце Людмилы, не то чтобы уменьшилась. Но заняла в моем сознании иную, более спокойную нишу…

— Получается, — задумчиво произнес Григ, — что даже против этих двух ни в чем, кроме проникновения в «студию» не повинных дураков, улик больше… Но я все равно не понимаю, почему ты, Виталий, упираешься насчет твоего же любимого друга Потехина… Если память мне не изменяет, в таких ситуациях ты всегда предоставлял собирать недостающие детали своим ментам, верно?

Корнет молча кивнул.

— А сейчас в чем дело? — продолжал настаивать Григ.

— В жалости, неужели не понимаешь? — не выдержала я. Все-таки мой муж бывает иногда удивительно толстокожим!.. — И конечно, в Милке… В ее играх и шуточках, если хочешь — в подлости всей этой истории, в… Можно я скажу, как говорили раньше?..

Мужчины дружно кивнули, глядя на меня с одинаковым недоумением.

— В безответственности! — брякнула я высоким штилем, глубоко презираемым в нашей конторе. — Гришанечка, помнишь, как было еще даже шесть лет назад, когда я к вам пришла?.. Ни одно интервью не шло в номер без подписи его субъекта… Помнишь?.. А что сейчас?..

Григ отвел глаза, потому что крыть ему было, в общем-то, нечем, но слабую попытку возразить все же сделал:

— Малыш, не заводись… Сейчас во всех изданиях так работают, конечно при условии, если есть диктофонная запись. А на Западе…

— Ну и что, что во всех?.. Кстати, судя по всему, никакой диктофонной записи того интервью у Милки не было! Ты ведь не проверял тогда, верно?

— Ну знаешь… Если бы я проверял всех своих корреспондентов, тем более заведующих отделами… Я бы только и делал с утра до вечера, что слушал ваши черновые пленки!

— Вот именно! И тогда получается, что виноваты мы все… Все!..

— Ну знаешь… — снова пробормотал Гришаня.

Но Корнет, молчавший во время нашей мини-дискуссии, встал на мою сторону:

— Не спорь, Григ, Марина если и не во всем, то во многом права… Что сейчас, кроме скандалов и сенсаций делает нас конкурентоспособными? Вообще делает тираж?.. А ни скандалы, ни сенсации на деревьях на манер яблок не растут! Пока нароешь… Ну ладно, я старый волк: прежде чем сесть за компьютер, десять раз перепроверю факты… Но это — я!

— Неповторимый и единственный, — не выдержала я и все-таки подколола Оболенского.

— Если хочешь — да! — не принял он моей попытки разрядить обстановку. — Что совсем не означает, что остальные следуют моему примеру… Как видишь — не означает, и, когда ситуация доходит до естественного своего предела, вот что мы имеем… То, что имеем сегодня…

— Ну хорошо, — вздохнул, окончательно сдаваясь, Григ. — Допустим, вы правы… Ну да, правы… Однако ты сам только что сказал, что рынок вынуждает! Стоит отступить от этой закономерности, стоит сбавить эти самые «скандально-сенсационные» темпы и — все! Через пару-тройку номеров тираж поползет вниз… Сам знаешь, на одних подписчиках мы не продержимся и полугода… Да и тех в итоге потеряем. И что ты предлагаешь? Снизить вам всем зарплаты и гонорары в три раза?.. Я хорошо помню тот Милкин материал, у нас после его публикации тираж чуть ли не в полтора раза подскочил…

Мы помолчали. Потом вновь заговорил Оболенский — на удивление негромко и спокойно, с какой-то даже тоской в голосе.

— Гриш, помнишь, когда ты пришел к нам, чему мы с тобой радовались?..

— Смотря что ты имеешь в виду, — усмехнулся мой муж. — Мы тогда многому радовались.

— Возможности отстаивать и пропагандировать свою на фоне совка «левую», замечательно демократическую позицию… А помнишь, как напились от счастья, когда наконец вышло то постановление — укорачивающее ножки цензуре?.. Помню, как ты тогда, нажравшись, восемь или десять раз подряд цитировал одно и то же место, — я его и по сей день помню: «Редактор в особых случаях материалы, не подписанные Обллитом, имеет право публиковать на свое усмотрение, под личную ответственность…» Помнишь?..

— Помню, — улыбнулся Григ. — Кажется, это был уже восемьдесят девятый?..

— Нет, седьмой, по-моему…

Они еще некоторое время попредавались своим ностальгическим воспоминаниям, разделить которые с ними я, к своему огорчению, не могла по чисто техническим причинам — меня тогда с ними не было. Наконец мне это надоело и я напомнила друзьям, что мы несколько уклонились от темы.

— В самом деле, — спохватился Гришаня и, положив руку мне на плечо, вопросительно посмотрел на Виталия: — Значит, причина твоего умолчания не только жалость, но еще и чувство вины… Ну и ну!.. А «близнецов» или там Калинина даже тебе, видимо, и вовсе не жаль…

— Мне нас всех жаль — и их в том числе… Просто я категорически не желаю рубить сплеча! Что касается ваших двойняшек — пусть еще какое-то время походят под подозрением, ничего, только на пользу пойдет по нынешним временам! Согласись — мозги вправить можно исключительно через серьезную, а не надуманную неприятность… К тому же вы, по-моему, ребятки, не отдаете себе отчета в одной малости: перед законом они реально виноваты. Статейка такая есть, касается она, между прочим, взлома и проникновения в чужую квартиру со злостными намерениями… А то, что квартира принадлежала жертве убийства и была при этом опечатана милицией, воздух озонирует, поверьте, не больше чем старые валенки Тихона у классиков…