Ключ к убийству - Алекс Урса

что сказать. Она была здесь чужой. Но Анжело молча взял ее за руку и втолкнул в свою гримерку под пошлые смешки своих музыкантов. Там, за закрытой дверью, он прижал ее спиной к стене и поцеловал. Осторожно и так нежно, словно она могла в любой момент разлететься на атомы. При том, что тело Анжело гудело от напряжения, как трансформаторная будка, и Наоми слышала, как бешено стучит совсем близко его сердце. Она сама обхватила его плечи и притянула к себе. Вцепилась в него ногтями. Кусала его плечи. Мстила жизни за несправедливость и судорожно загребала счастье, не боясь обжечься. Она знала – счастье не для таких, как она, и все в любую секунду может кончиться. Но каждой секундой, отпущенной ей, она была намерена насладиться по полной. Всего в нескольких метрах от них гудела многотысячная толпа. Их бил адреналин, они хрипло дышали, поднимаясь все выше с каждым новым движением, прикосновением, поцелуем и… внезапно все кончилось. Анжело замер, задеревенел всем телом, а потом и вовсе отступил, оставляя ее разгоряченную, на все готовую и ничего не понимающую. Он сказал только одно слово:

– Извини…

В дверь гримерки деликатно постучали – Анжело пора было возвращаться на сцену. Уже через пять минут Наоми снова стояла в толпе фанатов, чувствуя себя оглушенной, раздавленной и полностью уверенной, что они больше никогда не встретятся. Она точно знала – все дело в ней. В уродстве, которое оттолкнуло его. Из ее глаз хлынули слезы. Она стояла в огромной, гудящей толпе и рыдала в голос, уверенная, что больше никогда его не увидит. Ее никто не слышал. Всем было не до нее.

Однако, вопреки всему, ее Ангел никуда не делся. И с той поры для Наоми началась новая жизнь. Вот только ее трудно была назвать счастливой. Она приняла все не раздумывая, за возможность быть рядом с любимым человеком. Смотреть на него. Дышать с ним одним воздухом. Слушать, как он играет на гитаре. И хранить его тайну.

Они не говорили о настоящем, не строили планов на будущее. Они оба понимали – будущего нет. Они жили здесь и сейчас, зная, что и это немногое у них могут отнять в любую минуту. Анжело, Наоми и музыка. Хотя правильнее было бы сказать: музыка, Анжело и лишь потом Наоми. Даже находясь с ней рядом, Анжело все время что-то барабанил на коленке, мурлыкал под нос, напевал негромко. Наоми хмурилась и ревновала, но Анжело ловил ее взгляд и солнечно улыбался, одними губами шепча в два слога: «Нао-ми-и-и». И показывал ей розовый язык.

Наоми смеялась, пряча стоящие в глазах слезы. Счастье так зыбко. У них не было ничего, даже крыши над головой. В своей маленькой квартирке Анжело практически не появлялся, он был либо в студии, либо на гастролях. Наоми следовала за ним с легкой удобной сумкой через плечо. Эта сумка всегда была наготове и висела на вешалке в его прихожей. В ней хранился необходимый набор: запасной комплект белья, джинсы, пара футболок, зарядка для мобильника, немного кэша, а в последние полгода ампулы и шприц. Все для того, чтобы сорваться и приехать без промедления. По первому зову. Потому что, кроме Наоми, ему не на кого было надеяться. Она же всегда была рядом.

Постепенно Наоми свыклась с мыслью, что ей не стать для Анжело больше, чем матерью, сестрой, сиделкой. Он нуждался в ней. Был всемогущ на сцене, но беспомощен в жизни. Маленький, заблудившийся мальчик. Она даже не ревновала к Сандрин, все прекрасно понимая. Анжело нужна была ширма. Имидж следовало поддерживать. Но однажды Анжело притащил ее без предупреждения в мэрию, чтобы официально скрепить брак. Наоми не протестовала. Не спрашивала, зачем ему это. Она давно перестала спорить. Жизнь для нее приобрела горько-сладкий оттенок подступающей беды.

И над этой жизнью маячил огромный жирный ненасытный паук.

Как же Наоми его ненавидела! С их первой встречи, когда Анжело, смущаясь, сказал ей, что Ксавье «попросил зайти к нему в кабинет». Наоми чуть не послала его на три буквы: что ей его продюсер? Но Анжело посерьезнел и попросил все же сходить.

Ксавье встал ей навстречу и, распахнув руки, заключил в объятия. Он был похож на доброго дядюшку, желающего всем исключительно добра. Он похохатывал, потирал руки и широко улыбался. У него была уютная, будничная внешность. Повинуясь его жесту, Наоми села на краешек стула и позволила себе немного расслабиться. Ксавье вернулся на свое место за столом.

– Так ты – та самая Наоми… – с улыбкой проговорил он, складывая руки в замок. Наоми слегка покоробило, что тот обращается к ней на «ты», но потом она сделала скидку на возраст продюсера и решила, что все в порядке.

– Откуда вы меня знаете? – удивилась она вместо ответа.

– Я знаю все, что касается Анжело, моя дорогая, – улыбнулся Ксавье задумчиво. – Это моя работа.

Наоми промолчала, смущенная тем, что этот незнакомый человек вмешивается в ее жизнь. Но она не чувствовала опасности рядом с ним и поэтому не стала протестовать.

– Любишь его? – спросил вдруг Ксавье без обиняков, и Наоми возмущенно вскинула голову, собираясь сказать, что это не его дело. Но что-то оборвалось в ней, едва она наткнулась на взгляд продюсера, и гнев прошел так же быстро, как и появился. Вместо этого она устало кивнула.

– Любить Анжело тяжело, девочка моя, – задумчиво сказал Ксавье, – особенно такой, как ты. И, прежде чем ты зайдешь слишком далеко, я бы хотел кое-что рассказать тебе. Видишь ли, Анжело… особенный. Это сложно объяснить вот так за пару минут, так что поверь мне на слово. Я называю его моим маленьким ангелом музыки, потому что он живет исключительно ради музыки и ничего другое ему в этом мире не важно. Ни я, ни ты, ни что мирское и плотское, как это ни обидно. Ты должна понять, что никогда не станешь для него номером один, и вовсе не потому, что он тебя не любит. Он так устроен, и мы не в силах изменить программу, заложенную в него много лет назад. Он не человек, он посредник между богом и внешним миром. Сам господь говорит с нами через него. И его язык – музыка. Анжело, может, и рад бы иногда взять паузу и отдохнуть, но он абсолютно не в силах остановить этот поток божественного благословения. Такие люди встречаются очень редко. Их почти нет. Все остальные занимаются музыкой, потому что им нравится, потому что хотят заработать много денег или