Большая книга лидера от монаха, который продал свой «феррари» - Робин С. Шарма

– Неужели он меня даже на минутку не пустит? – взмолилась я.

– Кэтрин, я бы с радостью сказал, что пустит, но он велел персоналу больницы никого не пускать и держать дверь в палату на замке. А главному врачу пригрозил, что подаст в суд, если кто-нибудь дозвонится до него по телефону, который ему специально установили в палате как важной персоне.

«Как это похоже на Джулиана, – подумала я. – Остается юристом даже на больничной койке!»

– Кэтрин, я хотел сообщить вам кое-что еще, – приглушенно добавил коллега Джулиана. – Сам не поверил, когда узнал, но Джулиан твердо намерен бросить работу. Вы представляете? Он уже написал заявление, отказывается от своей доли в фирме и увольняется.

– Вы шутите? – я не поверила своим ушам. – Да ведь юриспруденция для него как воздух! Он хотел стать адвокатом, еще когда даже в школу не ходил.

– Я просто сообщаю все с его слов, – отозвался коллега. – У меня самого в голове не укладывается. Но я подумал, вы должны быть в курсе.

Джулиан сдержал слово и, едва выписавшись из больницы, бросил работу. Но этим дело не кончилось: он продал практически все свое имущество – дом, самолет, виллу «Нирвана» на уединенном острове. Он продал даже свой заветный алый «феррари» – символ своего успеха и достигнутых высот.

Через некоторое время я узнала от одного из приятелей Джулиана, что брат уехал в духовное паломничество куда-то в Индию – «вроде как за смыслом жизни», по словам друга. Адреса Джулиан не оставил, телефона тоже, как с ним связаться, было неизвестно, и когда именно его ждать обратно, он тоже не сообщил.

– Как думаете, когда он вернется? – спросила я у приятеля брата.

– Думаю, ни вы, ни я больше не увидим великого Джулиана Мэнтла, – подавленно ответил собеседник.

Шли годы, от Джулиана не было ни слуху ни духу: он не звонил, даже ни единой открытки не прислал. Казалось, он решил забыть о существовании родной сестры, да и о своей прежней жизни – той, что была до гибели дочери.

К сожалению, я не извлекла из истории Джулиана никаких уроков и продолжала жить в бешеном темпе, погруженная в работу; правда, вышла замуж, но семье, как я уже говорила, уделяла все меньше внимания. Со временем я все реже вспоминала брата, но порой, когда я наслаждалась редкими минутами покоя и одиночества – обычно по ночам, поздно вернувшись с работы, когда дети и муж уже давно спали, – я все-таки задавалась вопросом: как там поживает мой брат, все ли у него хорошо? Я погружалась в воспоминания о погожих летних деньках времен нашего беззаботного детства, о совместных шалостях и забавах, вспоминала, как мы ныряли с пирса на озере у дачи, как плавали на лодке. Я перебирала в памяти все розыгрыши и шутки Джулиана, – он неутомимо выискивал себе все новые мишени. Но ярче всего помнился мне озорной блеск в глазах брата. Бедняжка Алли унаследовала от Джулиана эти всегда смеющиеся глаза. Ох, как же я скучала по этой девочке, которую уже не вернуть. И как же мне недоставало брата!

Счастье или несчастье не зависит от того, сколько у человека имущества или много ли золота он выиграл. Счастье или несчастье – это состояние души. Мудрец чувствует себя как дома в любой стране. Для благородных духом вся Вселенная – родной дом.

Демокрит

«Я ваш новый врач!» – звучно объявил незнакомый голос из темного больничного коридора. Я всмотрелась в сумрак и чуть не ахнула. С инвалидной коляски поднялся и зашагал мне навстречу рослый молодой человек в докторском халате – без сомнения, тот самый, который бойко раскатывал по коридору и горланил детскую песенку, тот самый нарушитель больничного спокойствия. На шее у него висел стетоскоп, но в остальном наряд его отличался от обычного, потому что под расстегнутым белым халатом пламенела шафрановая хламида с капюшоном, – такую одежду обычно носят тибетские монахи. Яркая одежда ниспадала до самого пола, по подолу вился причудливый вышитый узор, различимый даже в сумраке коридора, а из-под не то хламиды, не то рясы виднелись сандалии, на которых тоже был узор – в виде цветов. До чего красивый наряд! И хотя рассмотреть лицо незнакомца в полутьме тоже было трудновато, я определила, что он моложав и хорош собой, а еще – не глазами, но всей кожей и всем сердцем – ощутила, какая волна душевного тепла, жизненной силы, доброты, уверенности в себе исходит от этого странного врача-монаха. Самое удивительное, что даже в скудном освещении лицо его показалось мне до странности знакомым. Прямой, подтянутый, сильный… но кто же он? По нему видно, что человек живет в ладу с самим собой и миром. А глаза! Они сверкали, как темные бриллианты, они смотрели тепло и проницательно, и, казалось, заглядывали в самые потаенные глубины моей души и видели меня насквозь. Под этим внимательным взглядом я застыла.

– И какого рода вы врач? – Я не смогла сдержать любопытства. – Простите, но на обычных докторов вы не очень-то похожи.

– Я в своем роде семейный врач, скажем так, – ничуть не смутившись, отозвался монах.

– По вашему виду я бы скорее сказала, что вы в своем роде знахарь, – с принужденным смехом заметила я. Очень уж таинственно выглядела эта фигура, словно проступившая из тьмы. Но не робеть же перед этим незнакомцем. Я взяла себя в руки и твердым тоном, каким привыкла изъясняться на работе, продолжала:

– Что ж, молодой человек, семейный врач мне ни к чему. Я попала в авиакатастрофу и получила серьезные травмы. Так что за мной присматривают специалисты по реабилитации, и больше мне совершенно никто не нужен. Простите, но в ваших услугах я не нуждаюсь. У меня есть врач, который вел меня здесь с самого поступления в больницу, и мне его вполне достаточно. А от вашего неуместного наряда мне вообще не по себе. Скажите, на что вы рассчитывали, – что ваш монашеский балахон будет вселять в пациентов доверие?

– Он греет зимой, – ответил незнакомец. В глазах его мерцали озорные искорки. – А заодно напоминает мне, кто я на самом деле.

– И кто же? – спросила я, попавшись на удочку.

– Об этом потом. А пока что скажу лишь, что пришел помочь вам. Вы должны поверить мне всем сердцем, потому что я и впрямь желаю вам только добра.

– Поверить всем сердцем? Вы что, спятили? – я начала свирепеть. – Вы вообще хотя бы представляете, через что я прошла? Какие муки вынесла? Мне нужен только прежний врач, болеутоляющие и полежать в тихой палате. Никакие разговорчики о доверии и никакие шуты гороховые в монашеских рясах мне ни к чему, а о том, чтобы вы меня лечили, и речи быть не может – близко не подпущу.

– От вас не требуется ничего делать, – спокойно заявил молодой монах. – Я лишь сообщаю, что могу вам помочь так, как вы и не представляете. Врач, которая лечила вас раньше, – прекрасный врач, она лучшая в своей области, другого и желать нельзя, и замечательно лечит, но это если вы хотите вылечить только тело.