Шоколадные деньги - Эшли Прентис Нортон

– К Кейпу? – повторяю я, пораженная, что она вообще произносит его имя после всего случившегося. Может, я недостаточно важна и то, что мы с ним сделали, не в счет? – А как же Лоуэлл?

– Лоуэлл? О, мы повеселились на танцах, а потом он проводил меня до двери как истинный джентльмен. Но на том все. Он не Кейп.

– Значит, Кейп… – против воли продолжаю я.

– Поведет меня обедать со своей матерью.

– О, – только и могу сказать я.

А я-то думала, он придет со мной повидаться. Сочтет, что должен со мной попрощаться.

– Спасибо за подарок, Беттина, но мне нужно принять душ перед обедом, – пренебрежительно говорит Мередит.

Я возвращаюсь к себе. Рада, что приберегла для себя бутылку бурбона. Может, я и «небесстрашная» – как называет Бэбс тех, кто нуждается в алкоголе, – но после пары солидных глотков я чувствую себя намного лучше. Меня застукают? Ну и пусть. Чем еще Кардисс может меня наказать? Скоро стены вокруг меня начинают покачиваться. Я решаю прилечь на кровать. Я хочу пойти повидаться с Кейпом, поцеловать его, хочу, чтобы он провел руками по моему телу. Хочу сделать вид, будто все так, как было до того, как нас поймали. До того, как я рассказала ему про Мака. Я встаю, но обнаруживаю, что ноги меня не держат. Моих мыслей о Кейпе это не останавливает. Алкоголь не только притупляет чувства, но и напоминает об утратах. И мои утраты вдруг разрастаются и захлестывают меня. Наверное, вот почему Бэбс не пьет. Это не дает ей прилепиться к прошлому. Никаких мрачных мыслей о потере родителей. Не опустошена гибелью Мака. Довольна и спокойна со своими «шоколадными деньгами».

От опьянения мне грустно до слез. Мне хочется плакать от того, что я, возможно, никогда больше не увижу Кейпа. Знаю, будут другие парни, но такого, как Кейп, никогда. Я опускаю голову на подушку и отключаюсь.

Я просыпаюсь около девяти, все еще пьяная, но с чудовищной головной болью. На щеке у подбородка у меня нитка слюны, и мне отчаянно хочется пить. Кое-как встав, я бреду в ванную.

По пути из комнаты я спотыкаюсь о белый конверт, на котором написано мое имя. Я узнаю почерк Кейпа. Так, значит, он все-таки приходил. Возможно, постучал в дверь, а я в пьяном ступоре его не услышала. Поэтому он оставил мне записку. Уверена, она будет нежной, с извинениями, что он вышел из себя из-за романа наших родителей и сорвал свою злость на мне. Подобрав конверт, я прижимаю его к груди. Он на удивление тяжелый. Я забираю его с собой в ванную, твердо решив умыться и попить воды, чтобы унять сушняк, и только потом прочитать записку.

Вернувшись к себе в комнату, я думаю «Выкуси: Мередит!» Я сажусь на пол, отхлебываю еще бурбона. От предвкушения у меня трясутся руки. Я медленно открываю конверт, и на колени мне вываливается медаль моего отца. Я беру ее в руки, тру большим пальцем герб школы Райдер. Вот что было в конверте. Полагаю, он ждет, что я верну его пенни тем же путем. Никакой записки, ни единого слова.

Внезапно меня охватывает такая злость, какой я не испытывала весь день. Нет, даже не злость. Чистейшая ярость.

Осмелев от алкоголя, я покидаю комнату и иду через весь кампус к лодочному сараю. Я даже сигарет с собой не беру. То, что я хочу сделать, должно быть чистым и решительным. Я подхожу к лодочному сараю.

От моей привычной скамьи реку отделяет забор, и, перехватив бутылку бурбона за горлышко, я разбиваю ее о дерево. Бутылка разлетается на осколки, и остатки бурбона выплескиваются на меня, омывают, как диковинные духи. Я вижу стекло в траве, и испытываю удовлетворение, что разбила что-то еще, что нельзя починить.

Я запускаю руку в карман. Я достаю по одной монетке. Уже темно, и выгравированной на них надписи не видно, но я различаю ее на ощупь. Я сжимаю их в кулаке. Я снимаю рубашку и лифчик и стою перед рекой полуголой. Я тру монетками о кожу. Я вспоминаю, как мастурбировала с ними, но на сей раз я не испытываю возбуждения. Я просто хочу испытать ощущение интимной близости, какую приносит медь, вдавливаясь в мое тело, оставляя невидимые татуировки на коже.

Размахнувшись, я бросаю монетки в реку. Они по дуге вылетают из моей руки и с удовлетворительным плеском ударяются о воду. Они тонут.

Я надеваю лифчик, поверх него рубашку. Я смотрю на реку, проверяя, не всплывут ли они подобно трупам, но нет.

Октябрь 1983

На следующее утро я просыпаюсь с похмельем около половины десятого. Я застилаю кровать и проверяю, все ли мои вещи упакованы. Следующая задача – составить план отъезда из Кардисса. Это единственный пункт в моей программе. Ничего моего нет в чьих-то еще комнатах общежития. Больше мне прощаться не с кем. Я просто девчонка, которая тянет тут время.

Заказывать билеты я иду в учебную часть, поскольку звонить по межгороду по телефону Брайта с крутящимся наборным диском практически невозможно. Секретаршу зава учебной частью зовут Салли. У нее явный бостонский акцент, она – из тех женщин, которые прибегают к аксессуарам вроде шарфов и брошей, чтобы отвлечь внимание от своего жира. Бэбс считает броши глупыми. Настоящие украшения должны касаться голой кожи. Ожерелья, браслеты, кольца. Бэбс даже пирсинг пупка предпочла бы броши.

Я выбрасываю Бэбс из головы, заставляя себя вспомнить, что пусть Салли не эталон моды, она все же старается, и – что важнее – была ко мне добра в те немногие разы, когда я заходила в учебную часть. Она никогда не забывает фамилий учеников.

Она поднимает глаза от газеты. Видит, что я жду, когда она обратит на меня внимание.

– Мне так жаль, Беттина. По тебе здесь будут скучать.

Никто больше мне такого не сказал. Я благодарна. Пусть даже она не всерьез говорила.

– Спасибо, Салли, – отвечаю я. Потом объясняю причину своего прихода: – Мне нужно позвонить, чтобы решить, как я буду добираться домой.

– Конечно, конечно, – говорит она. – Телефон вон там. У меня скоро перерыв, так что, пожалуйста, помни, что разговаривать по межгороду надо покороче.

Телефон серебристый, и у него есть настоящие кнопки, чтобы их нажимать. Достав бумажник, я извлекаю мою карточку постоянного клиента «Американ Эйрлайнз» и платиновую «Американ Эспресс». Бэбс дала мне карточку на крайний случай (как она выразилась), но главным образом, чтобы я купила ей дорогую одежду на юге Франции.

Я набираю номер «Американ Эйрлайнз». Механической голос просит подождать, и я вижу, как Салли встает из-за стола. Она тактично мне машет. Отправляется на перерыв пить кофе.

Минут через десять наконец прорезывается женский голос. Оператор помогает мне забронировать билет на рейс в три часа из Бостона в Чикаго. Ужасающе дорого, но и прерванный год в Кардиссе обошелся недешево. Затем я звоню в компанию такси и прошу заехать за мной в половине первого. Я уезжаю так же, как приехала: с маленькой дорожной сумкой и без родителей.

Салли все еще не вернулась. Свои звонки я сделала, но уходить мне не хочется. Что-то меня тут удерживает. Просидев еще две минуты, я хватаю трубку и набираю 411. Я к этому еще не готова, но все равно это делаю. Не знаю, почему я ждала так долго. Возможно, потому что после стольких лет у меня все еще нет реального плана.