Загадка Красной вдовы - Джон Диксон Карр

Терлейну становилось все хуже и хуже. Он видел, что Мастерсу тоже не нравится перспектива идти в ту комнату в темноте, хотя он и попытался улыбнуться, распахнув двойные двери. Оставшись у дверей, они слышали, как Мастерс старается добраться до газовых рожков. Затем из комнаты выплеснулся свет, а вслед за ним донесся глухой стук – это Мастерс спрыгнул со стола. Вытирая со лба пот, он вернулся в столовую.

– Сцена подготовлена, сэр, – мрачно сказал он. – Что теперь?

– Не нравится мне все это, – заявил Равель. И бросил салфетку на стол. – Это выглядит как… ловушка. Ее для кого-то приготовили, и непонятно – для кого.

– Да, кто-то в нее попадется, – согласился Карстерс, натянуто улыбаясь. – Но только не Алан. Мы знаем, что сказал комиссар. Так-то. Я готов.

Они прошли во «вдовью комнату». Джудит не позволила Терлейну взять ее за руку. В комнате прибрали, оставив почему-то рваный ковер. Кровать, с которой сняли постельное белье и матрац, выглядела как разобранная лодка. Разбитую мебель убрали, стол выровняли и расставили вокруг него оставшиеся кресла.

– Четыре кресла всего осталось, – задумчиво сказал Г. М. – Принесите еще стульев, будьте добры. Я хочу, чтобы все сидели. Я хочу, чтобы всем было удобно. Подождите! Кресло «Месье де Париж» сломано, поэтому поставьте какой-нибудь стул на то место, где оно стояло вчера вечером. У стола… на одной линии с окном… вот так. Хм. Мистер Равель, не хотите ли сесть на него? Хорошо! Вы сидите как раз на том месте, где сидел Бендер, когда яд убил его…

Равель подпрыгнул. Его исцарапанное лицо было бледным как мел.

– Все хорошо, сэр, – бесцветным голосом сказал Мастерс. – Никакой опасности нет.

Он положил свою большую руку на плечо Равеля и насильно усадил его обратно на стул – будто заправлял чертика в табакерку. Затем он открыл портфель и принялся опустошать его, раскладывая предметы на столе. Карстерс ушел за стульями. На полированном атласном дереве выстроился ряд довольно мрачных вещей: шприц для подкожных инъекций, окровавленный нож, закрытый пробкой пузырек, фляжка, смятая девятка пик, пергаментный свиток, кусок черной нити. Странные улики странного дела, которое подходило к концу.

Г. М. развалился в кресле, не спеша раскурил трубку и чубуком указал на предметы.

– Посмотрите на них, – сказал он. – Жалкие останки двух самых подлых преступлений из всех, что я имел несчастье расследовать. Но за ними скрывается истина. Я покажу вам ее.

– Может быть, привести остальных? – слабым голосом предложила Джудит. Она держалась на некотором расстоянии от стола.

– Нет, – сказал Г. М. – Пока не надо. Через несколько минут – с большим или меньшим приближением – все мы пойдем наверх, и кому-то из вас придется поговорить с Изабеллой. Разговор, если он вообще состоится, обещает быть интересным. А выводы из того, что она скажет, – еще интереснее. Ну а пока…

Я все понял сегодня днем. С сожалением признаю, что я не пришел к выводу логическим путем, хотя мог бы, если бы мне удалось правильно выстроить факты. Но каждый раз, когда я сидел и думал, факты только сбивали меня с толку. В голове у меня роилось великое множество безумных идей. Один маленький нюанс, всего один маленький нюанс запутал дело с самого начала. Он оказался таким простым – трюк, с помощью которого убили Бендера, – что мы долго отказывались понимать, что к чему. Чтобы мы прозрели, истине пришлось дать нам пинка по заднице.

Меня не проняло, когда Мастерс сегодня утром пришел ко мне в офис и поведал о стоическом отношении Бендера к неприятностям вроде мозолей или аппендицита. Я взял и наорал на Мастерса, а ведь решение головоломки было у него в руках, хоть он о том и не подозревал. Бендер мучается мозолями – и никому ни слова. Бендер думает, что у него воспалился аппендикс, – и по-прежнему держит язык за зубами. Из-за такого своего отношения бедняга и отправился в царство небесное.

Я мог догадаться еще вчера. Этот нервный вид, будто он находится под воздействием наркотика. На лице написано… не беспокойство, нет – какое-то тайное страдание. Повторяющееся движение челюсти – он бессознательно ощупывал языком щеку. А когда он ужинал…

– Но он не ужинал! – воскликнула Джудит. – Он ничего не ел, кроме супа.

– Кроме супа. Вот именно, кроме супа, – глухо отозвался Г. М. – Я оказался достаточно глуп для того, чтобы не догадаться. Помните, что рассказал нам Мантлинг? Он неожиданно окликает Бендера, когда тот бреется. Бендер вздрагивает и режется бритвой. Из-за маленького пореза вся раковина испачкана кровью. Можете себе представить, чтобы из-за маленького пореза вылилось столько крови и при этом ничего не попало бы на одежду? Откуда столько крови? Откуда она взялась, при том что Бендер ничего вам не говорит? Его голос звенел в тишине комнаты.

– Ну? – не выдержал Мастерс.

– Бендер полоскал рот, – деревянным голосом сказал Г. М. – А не объяснил он это потому, что только что вскрыл у дантиста воспалившуюся десну.

Мастерс вскочил, будто его подбросило взрывом.

– Кажется, я начинаю понимать, – пробормотал он.

– Да. Как все просто, верно? За сегодняшний день я несколько раз говорил вам, что у Бендера в кармане была не только записная книжка. Там было что-то еще. А днем на меня снизошло озарение. Что могло поместиться в нагрудный карман? Что-то плоское, как большая записная книжка. Она пряталась за ней. Что это могло быть? Кто-нибудь, ответьте! Что бы вы подумали при взгляде на его нагрудный карман?

Терлейн вспомнил.

– Я помню, что я подумал, – сказал он. – Я подумал, что у него в кармане плоская фляжка.

– Да. Было бы лучше, если бы вы сказали о своих догадках раньше. Посмотрите, каким простым, ясным, душераздирающе легким кажется теперь дело. Я с самого начала пошел не в том направлении. Я настаивал, что кураре не могло быть проглочено, потому что в этом случае оно не причинило бы Бендеру никакого вреда. Вообще-то я был прав. При обычных обстоятельствах ничего бы не произошло. Но я не знал о маленьком разрезе у него во рту, возле зуба мудрости, где десна так легко воспаляется. Никто не искал рану там – рану, нанесенную в день его смерти. Система кровообращения! Естественно, яд попал прямо в кровоток и убил его в течение считаных минут. Какой патологоанатом найдет почти невидимый разрез на челюсти, даже если и заметит, что она слегка воспалена? Как только яд попал в кровь, определить место его введения невозможно.

Но черт меня побери, я должен был определить его! Мастерс, помните, – Г. М. пытался снова разжечь свою трубку, – как сегодня в моем кабинете мы единодушно решили, что яд должен был попасть в тело через порез на горле? В таком случае, рассуждали мы, яд в первую очередь воздействует на голосовые связки и немедленно лишает жертву возможности закричать. Понимаете? Так и случилось – с той только разницей, что яд попал в тело через десну. А я все витал в облаках в поисках какого-нибудь изощренного способа убийства и даже не задумывался о том, что вот он, способ, у меня перед глазами: человек вынимает из кармана фляжку и пьет из нее, не зная, что в бренди было подсыпано кураре.