Батареи Магнусхольма - Дарья Плещеева

Вот уж действительно, подумал Лабрюйер, прямое попадание!

Фрау Берта встала, накинула на плечи шаль с длинной бахромой, и эта черная шаль придала ее бледному лицу и блекло-рыжим пушистым волосам какой-то особый трагический смысл.

— Ты не представляешь, как мне тут одиноко, — вдруг пожаловалась женщина. Голос, сдержанно-страстный, стал жалобно-детским, Лабрюйер невольно вспомнил Валентину, которая точно таким же голоском пропела на штранде: «Жизнь ужасно коротка…»

Все-таки между ними было много общего, между фрау Бертой и Валентиночкой Селецкой: обе, кем бы они ни были и за что бы ни получали жалованье, устали от своего одиночества и нуждались в сильных мужских объятиях, дающих хотя бы иллюзию безопасности…

Стоило Лабрюйеру об этом подумать, как в дверном замке заскрежетал ключ.

Он еще даже не успел толком удивиться, когда это фрау Берта успела запереть дверь, как эта самая дверь распахнулась. На пороге стоял человек в расстегнутом пальто, в съехавшем набекрень котелке, с бешеным румянцем на щеках. В одной руке он держал ключ, в другой — бутылку.

— Ну вот я и дома! — по-русски провозгласил человек и заголосил: — Мы победи-и-ли, и враг бежит-бежит-бежит!..

Вот петь ему явно не стоило. От такого вокала у людей со слухом волосы дыбом встают и челюсти сводит, а слух у Лабрюйера был почти абсолютный.

— Мой Бог, это что такое?! — воскликнула фрау Берта.

Незваный гость с восторгом на нее уставился.

— Пара голубеньких глаз, ей-богу! — обрадовался он и вновь взялся петь, да еще как залихватски:

А там, приподняв занавесы,

Лишь пара голубеньких глаз

Смотрела. И чуют повесы,

Что здесь будет немало проказ!

— Вы как сюда попали? Убирайтесь! — приказал Лабрюйер.

— А зачем мне убираться, если это мой номер? — в доказательство пьяный певец показал ключ.

— Это мой номер! — возмутилась фрау Берта.

— Ах вы, пара голубеньких глаз! Номер — мой! — визитер перешел на немецкий. — Я здесь живу!

— Да вы посмотрите — тут все вещи мои!

— Мои вещи. И лампа тоже моя!

— Подождите, фрау Берта, сейчас я это чучело выставлю, — Лабрюйер встал, ловким приемом заломил пьянице руку и почти без сопротивления вывел его в коридор. При этом заблудший гость умудрился захлопнуть ногой дверь.

— Вам Барсук кланялся, — внезапно протрезвев, сообщил он. — А теперь ведите меня в полицию, благо она напротив.

Дверь отворилась, на пороге стояла фрау Берта с маленьким револьвером.

— Погодите, милая фрау, все не так страшно, — сказал Лабрюйер. — Вернитесь к себе, быстро! Это мужские дела…

— Я понимаю!

Дверь захлопнулась.

— Это мой номер! — вдруг заорал пьяница. — Не для того я из Двинска приехал! Я этот номер заказал по телефону! Слышите?! По телефону!

Следующим его поступком был удар ногой по двери.

Видимо, этот человек имел по дверной части большой опыт и умел драться ногами. Он так ловко брыкнулся, что попал в замок. Двери в гостинице были отнюдь не дубовые, крашеная фанера вокруг замка треснула, и выбить его вторым ударом было бы совсем несложно.

— Волоките меня в полицию, черт бы вас побрал… — прошипел посланец Барсука.

— Фрау Берта, выбросьте мне пальто и шляпу! — потребовал Лабрюйер. — Я сейчас доставлю пьяного болвана в полицию! Пока он еще чего-нибудь не натворил!

По коридору уже бежала перепуганная пожилая горничная.

Пока Лабрюйер вдевал руки в рукава, посланец Барсука, поминая всуе голубенькие глазки, предложил горничной руку и сердце. Потом он цеплялся за лестничные балясины и обещал жаловаться российскому морскому министру Григоровичу. Этот балаган продолжался, пока Лабрюйер не вывел буяна из гостиничного вестибюля на Театральный бульвар.

— Слава те Господи, — сказал тогда буян. — Разрешите представиться — Росомаха.

— Что это значит? Следили за мной, что ли? — возмутился Лабрюйер.

— Следили, да не за вами, Леопард. Просто счастье, что вас возле цирка заметили. Я связался с… хм… с фрейлен Каролиной, и она приказала спасать вас всеми средствами. Вы просто не представляете, с кем связались.

— Представляю. Или «Клара», или «Птичка».

— Ведите меня к полиции. Она, возможно, будет смотреть в окно.

— У нее окно на Карловскую выходит.

— Все равно, мало ли что.

Лабрюйер перетащил Росомаху на другую сторону Театрального бульвара, прямо к дверям Полицейского управления, словно бы силком.

— Лучше было бы зайти туда, — предложил Росомаха.

— Можно и зайти. Дежурные меня знают.

В Полицейском управлении они пробыли минут двадцать, стоя у самых входных дверей, потом Лабрюйер высунулся.

На бульваре было пусто.

— Нужно будет рано утром найти хозяина гостиницы и заплатить за дверь, — сказал Лабрюйер. — И как-то договориться насчет вас, господин Росомаха. Если фрау Берта поднимет шум, утром начнут разбираться, что за постоялец перепутал двери. Придется звать на помощь кого-то из инспекторов — пусть объяснит, что это полиция проводила облаву.

— Вы правы, Леопард, я сгоряча об этом не подумал, — признался Росомаха. — Главное было — вытащить вас оттуда.

— У фрейлен Каролины странное понятие о мужчинах. Она полагает, что нам достаточно переспать с дамой, чтобы тут же устроить ей полноценную исповедь…

— Фрау Шварцвальд — слишком хороший исповедник. Она опаснее, чем вы думаете, Леопард…

— Да и я ведь не грудной младенец.

— Вы многого еще не знаете.

— Так расскажите! — не выдержал Лабрюйер. — Почему мне ничего не говорят? Почему я обо всем узнаю случайно? Или сам провожу свое следствие и понимаю, где собака зарыта?!

— У вас пока еще мало опыта.

— Когда нужно было гонять шпионов на Солитюдском ипподроме, мне опыта хватило!

— Там речь шла всего лишь об опытной модели аэроплана-разведчика и о чертежах моторов. А тут — сами знаете о чем. Не обижайтесь, Леопард, — попросил Росомаха. — Мы все о вас очень хорошего мнения — и Каролина, и Барсук. Весь наблюдательный отряд! Вы приносите больше пользы, чем вам кажется, клянусь чем угодно! Сможете завтра уладить вопрос с хозяином гостиницы? Пусть он объяснит фрау Шварцвальд, что я взял номер в другом крыле, но перепутал этажи и коридоры. Пусть принесет извинения, как это обычно делается. А мы компенсируем ему весь ущерб, для таких случаев у нас есть особые фонды.

— Ладно… А теперь — бегом за мной.

Они заскочили за угол здания Полицейского управления, в такое место, что не просматривалось из гостиничных окон. Пройдя немного дальше по Карловской, они остановили ормана.