Отягощенные злом. Законы войны - Александр Афанасьев

Араб сунул Сашке пулемет:

— Прикроешь.

Часто стреляя из пистолета, он пробежал несколько шагов вперед. Один из полицейских неосторожно сунулся на линию огня — и рухнул как подкошенный.

Хорошо, что в «Интере» не были заперты двери…

Машина — под шквальным огнем, стекла еле держатся, если бы сзади не было бронекапсулы — п…ц был бы. Кузов в дуршлак, на ободах стоит, может взорваться… В такой машине между сиденьями всегда склад оружия, что-то вроде оружейной стойки, все заряжено и готово к бою — нападение может случиться в любой момент.

Араб выхватил первое, что попалось — «6П62», штурмовое орудие поддержки, главный калибр таких машин, если нет «ДШК» или «НСВ». Это пулемет — можно стрелять только с рук и вместо ленты — магазин на четырнадцать патронов. Но для боя в населенном пункте — самое то, он короче «ПКМ2» и прошивает любой дувал. Душманы знают это оружие и, поняв, что работает именно оно, сразу начинают отступать…

Лязгнул затвор, досылая первый патрон в патронник — в этот момент, не выдержав шквального огня, осыпалось бронестекло. Араб уже убрался оттуда, упал у заднего колеса машины, ставя свое оружие на сошки.

Орудие тяжело бухнуло — и бронебойная пуля пробила и пулеметный щит, и находящегося за ним пулеметчика, как копье паучью сеть, пулемет замолк. Еще один выстрел — неосторожного полицейского, или урода, надевшего полицейскую форму, просто снесло, как будто в него врезался невидимый автомобиль. Третий выстрел — пуля ударила в двигатель, тот взорвался, вздыбился капот и повалил дым…

После четвертого выстрела афганцы начали отходить, уцелевшие просто бросились бежать…

Твари…

Пахло дымом и гарью. Обе машины были изрешечены в хлам…

Араб повернулся. Сашка-Аскер — уже пристегнул к ручному пулемету свежий диск, бросился бежать в сторону забора.

— Б…, ты куда, идиот?!

Аскер даже не обернулся. Хотелось выть…

Араб бросил орудие в «Интер», захлопнул дверь. Посмотрел на маханувшего через забор Аскера… идиот чертов, убьют же. Оглянулся на горящий полицейский пикап, на трупы полицейских. Надо было бежать — но…

Было еще одно.

Жители попрятались от перестрелки. Араб ворвался в подъезд, прыгая через две ступеньки, понесся вверх, на четвертый.

Дверь справа — настежь, в квартире — что-то горит, от дыма ничего ни хрена не видно. Прикрыв нос и рот рукой, он шагнул в ад… квартира горела, было нечем дышать, тянуло жаром. В прихожей — не пройти от тел, здесь они все.

После «Шмеля» выживших не бывает…

Он наскоро проверил пульс — все пятеро были мертвы. Мельком заметил — женщина — она лежала последней, штурмовики оттеснили ее до самой гостиной, куда, по-видимому, и попал «Шмель». Вот и посмотрели невесту…

Один за другим он сорвал четыре жетона, сунул в карман. Большего для павших, для своего напарника он сделать не мог. Надо было только уходить — остаться в живых, чтобы отомстить.

Жизнь. Смерть. Месть. Вечное колесо мироздания под афганским, холодным, беспощадным, как паяльная лампа, солнцем.

На лестничной площадке прислушался. Внизу уже были голоса — полицейские, а может — их штурмовое подразделение прибыло. Направят дежурную вертолетную пару — и п…ц. Да и эти… сначала прищучат, потом спросят, как зовут.

Вытащил пистолет с глушителем, постучал в соседнюю дверь. Не ответили. Трижды выстрелил в косяк, рядом с замком, изо всех сил рванул на себя дверь — поддалась. Быстро прошел через квартиру, выглянул на балкон — похоже, еще не окружили, но и это — не за горами. Надо бежать…

Вокруг пояса у него было намотано два десятка метров тонкой, но прочной веревки. Араб быстро размотал ее, завязал узлом один конец у ограждения балкона, вторым — обвязал себя, альпинистским способом. Все равно больно будет. Перевалился через ограждение балкона, шагнул в пустоту. Обдирая в кровь руки, съехал вниз, до земли. Огляделся — никого, только зеваки — афганцы. И побежал прочь…

Проломившись через ограждение из кустарника и оставив на нем часть своей одежды, Аскер оказался у забора. Через забор маханул с ходу, не думая, что с той стороны его может тупо расстрелять в упор пара ашраров. Грохнулся в пыль, придерживая пулемет.

Тихо.

Дальше шли одноэтажки, виллы, маленькие цитадели, огороженные бетонными плитами. Чуть в стороне и дальше — лазурное небо подпирали острые иглы минаретов. Прохладно — ноябрь на дворе, после ночи чуть больше нуля…

Оттуда. Больше неоткуда — господствующая высота!

Чужой, так и не ставший своим город. Дувалы, бетонные, а не глиняно-каменные — но за каждым из них может скрываться смерть. Пулемет — в барабане хорошо, если треть осталась. Один автоматный магазин.

Аскер вдруг понял, что с ним — оба его пистолета. Даже предполагая, что он может быть предателем, у него не забрали оружие.

Он не предатель. И он делом докажет это. Взяв уродов за шкирку и узнав, кто настоящий предатель. Только так…

Он сорвал с себя куртку. Замотал в нее пулемет — все же не Хост, открыто ходить с оружием в столице страны — как-то не комильфо. И побежал в сторону минарета…

На полпути его подрезала машина, гражданская. Он шарахнулся в сторону, выхватывая пистолет.

— Свои!

Черт, к обеду и ложка:

— Казаки, помогите! Вон с того минарета только что стреляли!

Один из казаков вышел из машины.

— С какого говоришь?

— Вон с того!

Показывая — он инстинктивно повернулся в ту же сторону, в сторону, куда была направлена его рука. И напрасно…

Все шло кувырком. Аскер бесследно исчез. Араба, мою правую руку в Кабуле, едва не убили…

Все было очень и очень плохо…

Араб был жив, и убить его, сына казака с Востока, было не так-то просто…

Пропахший дымом, бородатый, с обожженными веревкой руками — он шел по улочке одного из кабульских жилых районов, поминутно оглядываясь. За спиной в распахнутое настежь кабульское небо поднимался дым, выли полицейские сирены. Он знал, что будет дальше — они поднимут беспилотник и начнут прочесывать район. Или вертолет. В любом случае — если привяжутся, то уже не отстанут.

Он вспомнил Пешавар. Багдад. Тегеран. Бейрут. Басру. Карачи. Каир. Все те города, в которых он действовал нелегально и в которых ему удалось выжить. Выйти из-под удара. Исламский Джихад, Аль-Каида, Аль-Ихван и Муслимун и еще не менее полудюжины различных мусульманских организаций приговорили его к смерти, хотя он все еще был жив. Было бы глупо умереть сейчас в Кабуле. В городе, контролируемом русской армией — хотя до этого он не раз и не два уходил и от армии британской, и от разъяренных толп фанатиков, жаждущих мести.