Никогда не разговаривай с чужими - Рут Ренделл

Ужин из китайского ресторана был съеден полтора часа назад, и Манго спустился в кухню, чтобы поискать чего-нибудь в холодильнике. Мама варила кофе и, ожидая, когда закипит вода, читала «Ланцет». Отец возбужденно ходил по кухне.

— Если кто-нибудь когда-нибудь во времена моей молодости сказал мне, — Фергус говорил настолько грустно, что лучше бы он злился, — что у меня попросят разрешить подружке сына разделить с ним постель под крышей моего собственного дома, я бы рассмеялся ему в лицо.

— Не рассмеялся бы, дорогой. Презрительно усмехнулся бы.

— Ну, ладно, усмехнулся бы презрительно. Что происходит? Это будет продолжаться и на Корфу? Они так и собираются жить в одной комнате? Это вызывает недоумение. Я считаю это недопустимым.

— С тех пор как ты был молодым, времена сильно изменились. И я всегда тебе об этом говорю. Между прочим, и не пытайся отказать, тебе ясно? Если ты так поступишь, они просто прокрадутся среди ночи, а ты подумаешь, что это ночные грабители. Ты же себя знаешь.

— Я нахожу все это ужасно беспокойным, Люси. Я имею в виду притворство и возможные последствия в целом.

— О дорогой! Успокойся, ничего не случится, я обещаю.

Фергус предупреждающе взмахнул рукой. Он первым заметил, что его младший сын был тут же, на кухне.

— Манго, а я и не заметил, что ты здесь. Ты давно? Слышал, о чем мы говорили?

— Да, — честно ответил Манго, доедая последний кусок грибной запеканки.

— Да? Так постарайся выбросить все из головы. — Другая ужасная мысль заставила его позабыть о Манго. — Люси, твой заказ! Ты должна заказать им двухместный номер!

Люси залила горячей водой кофе в кофейнике.

— Если ты хочешь, чтобы Манго выбросил это из головы, тебе лучше помолчать, пока он не уйдет.

Если до этого Манго не обращал внимания на предмет спора родителей, то после такого предупреждения ему захотелось понять, в чем, собственно, интрига. Но страдальческое выражение отцовского лица перевесило. Он потянулся за кружкой с кофе.

— Уже ухожу.

Ангус сидел, сгорбившись, за компьютером, коробочка с шоколадными трюфелями лежала рядом.

— Это тебе, если хочешь, — сказал Манго, протягивая ему кофе. — Если пойдешь вниз, пошуми немного. Упади, что ли, с лестницы или еще что-нибудь.

Поднявшись в свою комнату, он принялся изучать последнюю шифровку Штерна. Как всегда, она начиналась и заканчивалась цифрами — 9 перед рядом букв и 1132 в конце. Предыдущие две, над которыми он тоже уже порядочно бился, начинались с 5 и 17 соответственно и заканчивались 931 и 1003. Самая первая такая шифровка из тех, что он видел, появилась после того, как Московский Центр обнаружил, что Запад завладел шифровальной книгой Гая Паркера. Она начиналась с 4, а заканчивалась 817. Что они вообще обозначали, эти числа? Только то, что он видел. Начальные числа были всегда очень маленькими, конечные — большие. Он никогда, к примеру, не видел конечное число меньше 700, но и больше, чем 1258, тоже не было.

Возможно ли, что последние цифры были номером дома? Только в Северной Америке номера домов доходили до таких высот. А если номер телефона? Это более вероятно, но загвоздка в том, что здесь в городе после четырехзначного кода всегда шли шестизначные числа, или совершенно произвольный трехзначный номер следовал за более или менее фиксированным трехзначным номером. Так 931 и 817 могли быть последними цифрами в общих десятизначных номерах…

Манго подошел к окну, чтобы закрыть его на ночь. За последнюю неделю сильно похолодало. Конечно же, в Корфу такого не ожидается. Там не будет густых облаков, цепи гор не скрываются в тумане, их покрытые снегами вершины сияют в лунном свете, белые ледники сползают медленно вниз, небо зеленое, как мрамор, появляется… Где оно появляется, он не придумал.

На другом берегу реки Шот-Тауэр одевали в строительные леса. Есть у него время, чтобы составить шифровку для Единорога? Надо, чтобы он разузнал, что и как. Но похоже, что времени нет. Он еще не собрался.

Из-за угла с Хилл-стрит показался Грэхем в своей неизменной футболке с осьминогом и даже в это время в умопомрачительных солнечных очках Черные волосы падали на лоб. Манго поднял приветственно руку, и Грэхем помахал в ответ. Затем он бросил сигарету и затоптал ее.

Никогда в жизни он не боялся полицейских. Всегда было ощущение, что они на его стороне, да так оно и было со времени смерти Черри. Вероятно, единственным утешением его и родителей была поддержка полиции, сознание того, что они объединились против человека, который разбил и уничтожил их счастье. Марка Симмса, если они только знали это.

Средних лет ничем не примечательной внешности мужчина и молодая хорошенькая женщина. А почему, собственно, он подумал, что они из полиции? Он был в этом уверен с первого момента, как они вышли из обычной машины без мигалки, без каких-либо других опознавательных знаков спецмашин. Вероятно, потому, что шофер, оставшись в машине за рулем, своим бесстрастным взглядом напомнил ему шофера полицейской машины из того времени, шестнадцать лет назад. Но сейчас они здесь из-за его собственного вмешательства в действия банды, подумал Джон, когда увидел, как мужчина уверенно открыл ворота и пошел по короткой тропинке к входной двери. Это тоже указывало на то, что они из полиции. Любой другой мужчина открыл бы ворота для женщины и пропустил бы ее вперед.

Зазвенел дверной звонок. Хоть Джон знал, что так и должно быть, его звук заставил вздрогнуть. «Боже, какой же я дурак — подумал он. — Они пришли ко мне, потому что из всех мужчин города я единственный, кто имеет самые большие претензии к Питеру Морану. Я его главный враг. Каким-то образом они нашли записку и каким-то образом раскрыли, что Питер Моран неизвестен банде. Будет хуже для меня, если я солгу…»

Почти сразу мужчина сказал — после того как поздоровался и представился инспектором-детективом Фордвичем, — что ему не о чем беспокоиться. Вероятно, его лицо выглядит обеспокоенным, подумал Джон. Они, вероятно, говорили так всегда, прежде чем арестовать, и это ничего не значит. Джон пригласил их войти и провел в гостиную. Инспектор показался ему знакомым. Это смутное чувство узнаваемости переросло в уверенность, когда Фордвич сказал.

— А я был в этом доме раньше, шестнадцать лет назад. Я тогда был констеблем. Не уверен, что вы меня помните.

— Да, нет. Мне кажется, что я вспомнил вас, — ответил Джон.

Вероятно, он тоже изменился, как и этот мужчина. Им обоим сейчас под сорок, и если время не сделало их толстяками, оно уплотнило их мышцы и утолщило кости, бросило седины в волосы. Черты лица несколько расплылись, глаза потускнели. Как контраст, девушка, которую он представил как детектива-констебля Обри, выглядела удивительно молодо. Светловолосая, со свежим лицом, оживленная и энергичная.

Джон беспомощно переводил взгляд с одного на другую, не в состоянии чего-нибудь придумать, чтобы продолжить разговор. Он был убежден, что Фордвич будет с ним играть, держа его в неизвестности, прежде чем дойдет до дела.