Золотые времена - Александр Силецкий

Еще имелся один памятник: Ленин лежачий – ну, как бы в шалаше, не то задумался, не то заснул, поскольку крепко утомился думать…

Где Дамдэнцурэн добыл такую сказочную форму – никому не ведомо.

Загадка мастера…

Однако ставить памятник не разрешали.

Да и как поставишь, коли вождь – лежит?!

Эту свою работу Валялис ценил превыше всего, храня ее дома, то бишь в пристройке к мастерской, и показывал только избранным друзьям.

Писоедов о Ленине лежачем откуда-то прознал и, как чуть что, всегда грозил Валялису: «Смотри ты у меня, по праздникам-то не бузи, не то я мэру расскажу – в Литву назад отправит. Или на Селенгу».

Но Валялис вовсе и не рвался покидать Ежополь, даже если городские власти полностью заплатят за билет.

Так вот, начальник городской управы по культуре вмиг сообразил, кто ловко справится с поставленной задачей.

Приказать, конечно, не прикажешь, но договориться – можно.

Цену Валялис назначил сумасшедшую и деньги потребовал вперед.

После долгих улещиваний, посулов и угроз (тут – и вечный бесплатный проезд на трамвае, и, наконец-то, туалет в пристройке к мастерской, и место в новом мавзолее, если таковой опять возьмутся строить, и звание «Почетный Вечный член Ежопольской Финжопы», и обещание пожаловаться мэру на все тот же памятник лежачему вождю, и много чего разного еще) в конечном счете все-таки сошлись в цене и в ближнем ресторанчике обмыли сделку.

В предвкушении великой и нетленной славы, что покроет вскорости Ежополь, гонорар Валялису вручили весь и сразу, дабы впредь Дамдэнцурэн не маялся заботой о деньгах, а весь сосредоточился на деле.

Хотели было даже загодя на Государственную премию представить, но бедовый скульптор скромно отказался. Чем расположил к себе отцов города вконец.

Срок мастеру культурная управа выставила жесткий: ровно год. И чтоб потом вдоль сказочной аллеи выстроилась ровно тысяча скульптур.

Так минули полгода.

Все газоны сделали, как надо, и аллею вокруг города залили многоцветным, без колдобин и бугров, асфальтом.

Словом, потрудились от души.

Уж и столицу известили: так и так, мол, вскорости случится страшная культурная премьера, в мире ничего похожего не сыщешь, приезжайте посмотреть.

Столица, правда, скромно промолчала, но в Ежополе такое расценили как хороший знак: там, вероятно, просто размышляют, кто приедет для торжественных приветствий, а иначе бы подняли несусветный вой.

В натуре окрыленные столь благодатной тишиною, отцы города, и вовсе осмелев, послали с нарочными – из друзей и близких – сообщения во все другие страны, где уже когда-то сами побывали.

Мол, давайте приезжайте – слабо не покажется, Ежополь свое дело туго знает!

И в газетах дали двадцать девять объявлений.

Каждый месяц мэр Ендюк со свитою наведывался в мастерскую – норовил проконтролировать всё лично.

Дело вроде шло неплохо. Гипсовые головы для статуй шустро множились. И, главное, все были разные.

Тут вам и Пушкин, и Поль Робсон, и Навуходоносор, и Эйнштейн, и Маркс, и Бах, и Достоевский, и Толстой, и Еврипид, и Глинка, и Рублев, и Александр Македонский, и Индира Ганди, и Саврасов, и Бетховен, и Шаляпин, и Мичурин, и Крякутный, и Гомер…

Откуда только формы для голов брались?!

А может, скульптор сам лепил?..

И ведь – похоже!

Как выглядел Мольер или Спиноза, мэр Ендюк доподлинно не знал, но то, что, скажем, Пушкин был похож – отменно радовало глаз. Да и Поль Робсон все же больше смахивал на негра, а не на китайца…

«Тут и все другие – как живые, – обещал Валялис. – Без обмана. Я сначала головы наделаю, они сложней всего, а после – туловища. Это уже проще».

Мэр Ендюк кивал, вполне довольный результатом, и на месяц убывал.

И отцы города спокойно поживали.

А на исходе года разразилась катастрофа.

Мэр в который раз нагрянул в мастерскую и вдруг обнаружил, что Дамдэнцурэн куда-то сгинул. Обыскали всюду – не нашли.

В вокзальных кассах сообщили, что Валялис покупал себе билеты сразу в семь концов родной страны и где теперь искать его – неведомо.

Всё, что осталось от него, – без одной штуки тысяча голов различных гениев людского рода да запасы гипса, коего хватило бы на пять таких затеянных аллей.

Что дернуло Валялиса в бега – никто не понимал. Похоже, обессиленный творец сошел с ума, другого объяснения народ не находил.

Аркаша Писоедов, правда, как-то заикнулся, что Дамдэнцурэн, быть может, просто-напросто предчувствовал позор, который ляжет несмываемым пятном и на него, и на Ежополь, ибо никогда не верил в беспредельное величие идеи и водил, прохвост такой, всех за нос.

Впрочем, после этого начальник городской управы по культуре вмиг сменился и его преемник больше глупостей таких прилюдно не произносил, решив исчезновение Валялиса спустить на тормозах.

А время-то не ждет! И гости, надо полагать, вот-вот начнут съезжаться…

Тут и впрямь позора на века не оберешься.

Как же дальше быть?

Ведь даже целая бригада мастеров уже не сможет изготовить тулова под эдакую кучу гипсовых голов.

Не класть же головы на траву просто так, без ничего!

Тогда уж не Аллея Мировой Культурной Славы выйдет, а какой-то натуральный бред!

И мэр Ендюк, за ночь мыслительных радений ставший белым, точно снеговик, распорядился непреклонно: «Будем ставить, как хотели. Гипса – прорва, формы – сохранились. Вот и будем отливать в них тулова для статуй. А разнообразие позиций и телодвижений у скульптур, когда их шибко много, даже помешает их воспринимать. Я за границей был в музеях – очень нервничал потом».

Чтоб важному процессу не мешал никто, на улицу, где находилась мастерская, перестали допускать людей и разный транспорт.

Под угрозой лютых штрафов обитателям домов наружу выходить не разрешили вообще.

А чтобы люди к праздничному дню не перемерли с голодухи и от всякого отсутствия питья, по ночам, окольными путями, через узенькие подворотни, к ним неслышно пробирались спецуполномоченные по подпитке бедствующих граждан и, с оглядкою, совали в окна первых этажей необходимые продукты и напитки, каковые вслед за этим бережно распределялись среди всех других жильцов.

И надобно заметить, спецуполномоченных потом не отменили, а вот кто в дальнейшем бедствовал и по какому профилю – осталось тайною из тайн.

Короче, минул год – и население Ежополя, в связи с событием избавленное от любых работ, торжественно скопилось у начала замечательной аллеи.

Собственно, начала не было – аллея, как и затевалось, опоясывала город, заключенная в газоны изумрудно-ядовитого оттенка.