Спальня королевы - Жюльетта Бенцони

Мгновение спустя черная тень вокруг Нельской башни поглотила издателя. Он ушел к своей лодке, которую, вероятно, привязал выше по течению. Сильви и ее крестный наконец остались одни.

— Теперь вы скажете мне, откуда вы пришли? — негромко спросил Персеваль. — И знайте, Сильви, я вас не оставлю до тех пор, пока вы не окажетесь в безопасном месте.

— Я пришла из монастыря Валь-де-Грас. И если вы этого хотите, я туда вернусь.

— Вы проделали весь этот путь? Но как?

— Совсем просто. Сначала ставишь одну ногу, потом другую, потом все сначала.

— Не говорите ерунды! Вы, должно быть, умираете от усталости?

— Да, я очень устала. Но мне необходимо быть на месте… Хотя у меня нет ни малейшего желания возвращаться…

Ее оставили последние силы. Она рухнула на землю и громко зарыдала, как плачут маленькие девочки… или женщины, когда у них сдают натянутые до предела нервы. И Персеваль мгновенно оказался на коленях рядом с ней:

— Один-единственный вопрос, малышка! За кем вы пришли сюда? Вы же знаете, мне можно все рассказать.

Ему показалось, что ответ прозвучал откуда-то из-под земли:

— За Франсуа… и де Ла Портом. Он провожал герцога до лодки. Де Бофор уплыл по реке. Я так надеялась, что мнеудастся с ним поговорить… Но из-за этого де Ла Порта мне не удалось.

— Подождите меня здесь!

Персеваль заметил в начале улицы Сены помещение, которое могло принадлежать только перекупщику лошадей. Он разбудил хозяина, что оказалось совсем нелегким делом, так как этот человек спал как убитый. Но наконец после недолгих переговоров и перехода множества монет из кошелька Персеваля в руку барышника де Рагнель получил лошадь за приемлемую цену. Он поднял Сильви и усадил на круп лошади, сам сел в седло и пустил лошадь рысью. Девушка крепко обхватила руками талию своего крестного и прислонилась головой к его спине. Она проплакала всю долгую дорогу. Персеваль больше не задал ей ни одного вопроса. Во-первых, потому что было трудно разговаривать через плечо с сидящей сзади девушкой, а во-вторых, он размышлял.

Они приехали к аббатству Валь-де-Грас в четыре часа утра, и по всей округе петухи других монастырей вторили кочету господина кюре из Сен-Жак-дю-О-Па. Сильви осушила слезы и объяснила, каким путем она намерена вернуться.

— Теперь еще и штурм стен? — проворчал Персеваль. — Вы решительно ничего не боитесь! Я помогу вам вскарабкаться на ограду, но послушайте меня хорошенько. Когда вы вернетесь в Лувр, вы попросите отпуск на несколько дней, чтобы позаботиться о вашем стареньком крестном. Ему так нужна ваша гитара, чтобы облегчить приступы подагры. Вы приедете ко мне и проведете эти дни в моем доме. Разумеется, вместе с Жаннеттой. Мне кажется, нам надо о многом с вами поговорить…

Сильви согласно кивнула головой, привстала на цыпочки и поцеловала Персеваля.

— Я просто не представляю, что бы я без вас делала, крестный. Я была так несчастна!… Вдруг бы я решила утопиться?

Рагнель грубо схватил ее за плечи, и Сильви поняла, что он испугался.

— Я вам даже думать запрещаю о таких вещах! Никто, ни один человек, слышите меня, ни один человек не стоит того, чтобы вы умерли из-за него…

Спустя несколько минут Сильви снова оказалась в своей спальне. Она торопливо разделась и легла в постель. И только тут заметила, что ее платье запятнано кровью.

На следующее утро Сильви почувствовала себя такой измученной, что едва смогла открыть глаза. Но этого никто не заметил. Не обратили внимания и на допущенные ею промашки, когда она прислуживала королеве. Мария все время шепталась с ее величеством. Обе казались вне себя от возбуждения. Кроме того, Анна Австрийская, которую давно никто не видел в таком хорошем настроении, просто сияла. На щеках расцвели розы, зеленые глаза лучились. Она выглядела настолько счастливой женщиной, что Сильви, глядя на нее, задумалась. А как она, собственно, относится к королеве? До этой ночи девушка преданно любила свою повелительницу и жалела ее, но этим утром ей внезапно показалось, что она презирает свою королеву. И для этого было много причин. Королева Франции предавала страну, трон которой занимала, и эта женщина с легкостью отняла у нее человека, которого Сильви любила больше всех на свете…

Тем временем хорошее настроение Анны Австрийской долго не продержалось и испортилось сразу же по возвращении в Лувр. Этим вечером король вошел к ней с видом победителя. Он небрежно размахивал бумагой, которую держал кончиками пальцев.

— Великая новость, мадам! — воскликнул он. — Я только что получил известие о победе наших войск в Като-Камбрези! И я надеюсь, что мы навсегда вышибли оттуда войскавашего брата. А что касается Ландреси, то и там победа не заставит себя ждать!

Присутствующие дамы зааплодировали, а королева побледнела и не находила слов для ответа.

— Итак? — спросил Людовик XIII. — Это все, что вы можете сказать?

— Вы рады, сир, этого достаточно, чтобы радовалась и я. Мне кажется, ваше здоровье теперь лучше? — наконец произнесла королева хоть что-то приличествующее случаю.

Действительно, после отъезда Луизы де Лафайет король провел несколько дней в Версале. Его совершенно сразила острая боль потери. У него даже случился приступ лихорадки. На лице его величества еще оставались следы болезни.

— Не стоит беспокоиться о моем здоровье, мадам, — засмеялся король и помахал депешей перед носом жены. — Это для меня лучшее лекарство. Ничто так не помогает, как победа над Испанией. У меня сразу прибавляется сил. И я счастлив, что вы разделяете мою радость. В ближайшие дни мы это отпразднуем… Где же? Пожалуй, в Мадридском дворце в Булонском лесу, хотя король Франсуа I и построил его в память о своем пребывании в испанском плену, нам это не помешает! Мне это кажется даже уместным.

С этими словами король развернулся, поджег документ свечой канделябра и бросил в камин. После чего, взяв за руку мадемуазель де Отфор, он увлек ее к дальнему окну, как поступал еще совсем недавно со своей обожаемой Луизой.

На следующий день весь Париж обсуждал тот факт, что камер-фрау ее величества вновь удостоилась королевской милости. Сильви неохотно отпустили на несколько дней поухаживать за крестным.

— Вы считаете, что сейчас самое время оставить вашу службу? — сурово отчитывала ее Мария, прислонившись спиной к комоду в спальне Сильви и наблюдая, как та готовится к отъезду.

— Я же не покидаю моего поста. Я просто отправляюсь помочь тому, кого очень люблю и кому очень многим обязана.

— Да ладно вам! Со мной эти штучки не пройдут, моя крошка! Я бы скорее поверила, что это именно вам нужно прийти в себя. Недомогание крестного случилось очень кстати после нашего пребывания в Валь-де-Грасе. Ведь у вас об этом времени не осталось приятных воспоминаний, верно?

Оторвавшись от комода, Мария подошла к подруге и взяла ее за плечи, чтобы заставить взглянуть себе в лицо.