Наглец - Елена Сокол

Провожу ладонями по лицу, задерживаюсь пальцами на спинке носа — это она мне оставила эту уродливую горбинку. Её страсть и злость, её ненависть сделали это.

Чёрт…

У меня в штанах со вчерашнего вечера бешеная пульсация. В паху наливается, скрипит от желания, ноет. Точно нарыв, который давно просит, чтобы его вскрыли. И никто другой, кроме неё, не может помочь.

Не стоит у меня теперь на других. Я как меченый, только от запаха одной-единственной самки с ума схожу. И за свое право иметь её готов грызть горло любому, кто встанет на пути. А оттого, что она сопротивляется, только еще больше завожусь. Как безумный ёбарь-террорист, клянусь — дай она согласие, закрою ее в своем номере и затрахаю до смерти.

Иду в ванную, чтобы снять напряжение.

Встаю под холодный душ и остервенело дрочу. Сытая жизнь почти отучила меня от такого простого и эффективного механического действия, но стоит только закрыть глаза и представить, что здесь, под струей воды, прислонившись лицом к стенке, рядом стоит она, как процесс начинает приносить удовлетворение. Кончаю быстро, меньше, чем через минуту, и даже удивительно, что не быстрее, потому что электричество от нахлынувшего возбуждения потрескивает даже в ушах.

«Вот же сучка. Сука. Сучка моя… Аааа…»

Судорожно хватаю ртом воздух, чувствуя, как неумолимо слабеют ноги. Горячие волны разбегаются по всему телу, сводя мышцы и принося недолгое облегчение.

Не знаю, заколдовала она меня, что ли? И почему на ней постоянно свет клином сходится? Почему мысли упрямо возвращаются к этой хрупкой фигурке, плоскому животу и задорным маленьким сисечкам? Баба как баба, а для меня, что красная тряпка для быка. Вижу, и хочется кинуться и порвать.

Подставляю лицо под струи воды и делаю температуру выше. Нужно согреться. Прийти в себя. Подумать. Решить, что действительно хочу, и как действовать дальше.

Вступать в открытую конфронтацию с Дымом опасно. Это значит, что мести во второй раз мне точно не избежать. И кто знает, возможно, она даже окажется кровавой — ведь он псих, который держит все свои эмоции при себе, а от таких людей никогда не знаешь, что ожидать. Это раз.

А два — я вряд ли оправлюсь, если она откажет мне открыто и при всех. Майор не привык к таким унижениям. Другое дело, если выиграть, если дать ей право выбора, если красиво утереть нос этому ублюдку. Тогда у меня будет шанс убить одним выстрелом сразу двух зайцев.

К тому же, Соня все еще хочет меня. Как бы не пыталась строить из себя недотрогу. Это было видно по ее дрожащему телу, по напряженным соскам, по приоткрытому рту, которым она жадно хватала воздух, по ногам, обвитым вокруг моей талии.

Я достаточно изучил ее, чтобы знать, когда эта малышка возбуждена, и вчера только убедился в этом — она осталась такой же податливой и мягкой, готовой доставить удовольствие любым из способов, каким только попрошу.

Нужно просто помочь ей освободиться.

Стук в дверь номера застает меня выходящим из ванной комнаты. Наспех вытираю волосы, встряхиваю головой и, повязав полотенце на бедра, босиком иду узнать, кого там принесло.

— Да? — Спрашиваю.

Открываю дверь и застываю на месте, как вкопанный.

Она слепит глаза, точно солнце. Странно, что я не замечал в ней раньше этого лоска, этой небрежной утонченности, этой гордой стати. Всего-то и надо было, что приодеть и уговорить расправить плечи.

Теперь Сонька — женщина-огонь. Эффектная, гордая и такая далекая. Держится ровно и смотреть умудряется, словно свысока. Строгое красное платье на молочно-белой коже сидит идеально, будто влитое, мягко подчеркивает стройные линии и не лишает хозяйку намека на развратность под слоем ткани. Алые губы на бледном лице смотрятся спелыми вишнями, так и манящими к ним прикоснуться. Вот только эмоции ее все скрыты, зацементированы под маской учтивой вежливости, будто за кирпичной стеной.

— Можно? — Ее рот неуверенно приоткрывается, уголок рта чуть приподнимаются в полуулыбке, а затем опускается.

И кровь бросается мне в низ живота.

В ней столько секса, столько электричества, что я даже рад, что скинул напряжение в ванной. Иначе, сейчас не ручался бы за себя, как какой-нибудь маньячина.

— А Дым? — Спрашиваю, отходя назад. — Он знает, что ты здесь?

Соня, кажется, собирает всю свою решимость, чтобы посмотреть мне в лицо.

— Нет.

Ее глаза скользят по моему телу, по рукам и задерживаются на бугорке под полотенцем. Усмехаюсь, видя, как она нервно сглатывает. Её щёки розовеют, а пальцы добела впиваются в маленькую сумочку.

— Это хорошо. — Замечаю с ухмылкой и спешно закрываю дверь.

— Я пришла поговорить. — Она проходит в комнату и, пользуясь тем, что можно перевести взгляд на что-то нейтральное, начинает оглядывать разбросанные по кровати и стульям вещи.

— О чем? — Подхожу и бесцеремонно прижимаюсь к ней сзади.

Соня вздрагивает.

Мне нравится ее реакция. Она так рьяно пытается бороться со своей совестью. Но этот испуг в глазах, смятение — все это чистая наивность. Ни к чему противиться своей природе. Я вчера был в ее трусиках: их выжимать можно было. Трогал её, такую горячую и влажную, ощущал прозрачную смазку на своих пальцах, и она говорила за нее без слов.

— Зачем тебе всё это? — Сонька вырывается и пятится к окну.

Сумочку к груди прижимает, губы облизывает.

— Оп, — от ее резкого движения бедрами полотенце запоздало, но все-таки съезжает с моих бедер вниз. Прихватываю его конец, но не спешу оборачивать вокруг талии. — Раздеваешь меня, значит?

Она делает вид, что не слышит моего замечания. Задирает глаза к потолку.

— Прекрати, Вадик. Оденься, пожалуйста. — Отворачивается. — Мне, правда, нужно просто поговорить.

А я хочу, чтобы она его потрогала. Руками, губами, собой изнутри. Посмотрела, как я весь рад её видеть. Вспомнила бы, как любила меня всего. Любила того, кто заставлял её кричать и извиваться, кто выколачивал из нее всё новые и новые стоны и просьбы не останавливаться.

— Как скажешь, моя сладкая. — С усмешкой отбрасываю в сторону полотенце, натягиваю трусы и пытаюсь придавить ими разгоряченный и ноющий от желания член. Бесполезно: он нагло дыбится, точно черенок от лопаты. — Если ты точно решила, что не хочешь прямо здесь и прямо сейчас…

— Ты можешь быть хоть раз серьезным? — Поджимая губы, спрашивает она.

А у меня мысли только об одном: пройтись ладонями по длинным ножкам снизу вверх, задрать юбку и очутиться в тесной, полыхающей жаром влаге.

— Могу. — Натягиваю брюки, с трудом застегиваю ширинку. — Так пойдет?

Соня поворачивается, смотрит недоверчиво, но, убедившись, что я одет, с облегчением выдыхает.

— Что ты затеял?