Кровник - Лев Пучков

— На операции бойцы ходят исключительно в гражданке, — пояснил Имран. — С паспортом в кармане. Если что, сбросил экипировку, и ты мирный житель. Правда, это самое «если что» у нас случается очень редко — статус обязывает…

Пленных на территории полка не было. Я был немало удивлен этому обстоятельству, поскольку прекрасно знал, что «духи» стараются захватить как можно больше пленных. Пленные на войне — весьма ходовой товар: их можно обменять на «духов», каким-то образом умудрившихся угодить на «фильтр», или продать за хорошие бабки родным. Пленные — это также живой щит. Федералы не станут долбить базу боевиков артиллерией или с воздуха, если на ней находятся в плену наши бойцы. Даже если войска получат приказ брать штурмом такую базу, они будут делать это с крайней осторожностью — каждый знает, что на войне угодить в плен очень легко. Сегодня ты берешь штурмом позиции «духов», наблюдая в танковый прицел распятых на крестах российских солдат, а завтра можешь сам оказаться на их месте.

— Наш полк пленных не берет, — простенько объяснил Имран. — Мы всех без исключения убиваем на месте, независимо от звания и рода войск. Поскольку мы воюем с баранами (они сами не знают, зачем поперлись на эту войну), то перерезаем им горло. Этот ритуал — своеобразный символ нашего полка…

В лагере царила благостная тишина — ни выстрела, ни звука взводимого затвора. Все «учебные» стрельбы проводились вне лагеря — на живой натуре.

Жесткая дисциплина и порядок в лагере в значительной степени были обусловлены личностными качествами Вахида Музаева и его замов. Как удалось выяснить в процессе общения, практически все эти «духи» — а было их семеро вместе с командиром — до недавнего времени были офицерами Российской Армии, а четверо даже являлись выпускниками Военной академии им. Фрунзе. Вот так боевики!

Исключение составлял командир полка. Вахид окончил МГИМО и пару лет работал помощником военного атташе в одной из стран Восточной Европы. Каким ветром занесло этого лощеного барина в чеченские горы и что его заставило на четвертом десятке жениться на молоденькой простушке из Грозного, я так и не понял. Сам Вахид весьма туманно объяснял сие обстоятельство желанием постоять за честь отчизны. Как бы там ни было, бывший помощник военного атташе имел безупречный внешний вид, несгибаемую командирскую волю, в совершенстве владел талантом организатора служебно-боевой деятельности своего полка и частенько сам выходил в рейды. Его заместители, насколько я понял, были под стать Музаеву. В сочетании с великодержавной идеей борьбы за независимость Ичкерии и своевременной выплатой бойцам полка солидного вознаграждения это обстоятельство в конечном итоге давало необычайно высокую эффективность боевой деятельности «Мордаса».

Это было для меня открытием и весьма расстроило — как представителя противоположной военной культуры. Я даже отдаленно не мог предположить, что дикие «чехи» способны создать такое чудо — этот самый «Мордас», диверсионное элитарное подразделение. По сравнению с бардаком, повсеместно господствующим в армии России, наличие у горцев такого полка вызвало у меня чувство оскорбления и глубокой досады.

— Дай Бог мне благополучно сделать свое дело. Я вас, блядей, потом обязательно достану! — забывшись, пообещал я вслух, укладываясь спать вечером второго дня пребывания в полку и вызвав живейший интерес британца, который из моей тирады уловил знакомое ненормативное словечко, а также заметил акцент, с которым это словечко было произнесено.

— Что, в полку есть непотребные женщины? — сверкнул очками Тэд и задержал руку, протянутую к кнопке выключателя аккумуляторного светильника. — И мы можем ими воспользоваться? — После чего мне стоило некоторого труда убедить коллегу, что это всего лишь оговорка, и никаких женщин, тем более непотребных, в полку сроду не было…

На некоторое время я впал в прострацию. Почему-то, выбравшись из передряги на земле Старого Мачкоя, я был уверен, что Вахид Музаев — последний рубеж в моем частном рейде по многострадальной чеченской земле. Настолько уверен, что даже не счел нужным оставить в своих планах местечко для запасного варианта.

После обеда я пребывал в плохом настроении и весьма скверно переводил беседу Тэда с заместителем командира полка по снабжению о порядке обеспечения личного состава «Мордаса» всеми видами довольствия.

Этот зам — звали его Исмаил, — поболтав с нами минут двадцать, заметил мое состояние и поинтересовался, от чего это я так скуксился.

— Да так… Трахнуться хочется, — ответил я первое, что пришло в голову, и счел нужным обосновать столь низменные позывы:

— Три недели в командировке, и все это время без женщины. Это нехорошо…

— Да, нехорошо, — посочувствовал Исмаил. — Без женщины — плохо. Хорошо, что у нас села здесь неподалеку — жены там, ага… Вот если бы база полка располагалась далеко в горах, то было бы хреново — мужики без женщин дичают, становятся неуправляемыми.

— А командир ваш, железный воин Ислама, прекрасно без женщины обходится, — кисло пошутил я, чтобы поддержать разговор. — Дисциплина для него важнее плотских утех.

— Ну зачем? — спокойно возразил Исмаил. — Командир — он тоже человек, ничто человеческое ему не чуждо. Он очень любит свою жену, и каждую ночь, если не мешают обстоятельства, ночует в семье.

— Как в семье? — рассеянно переспросил я. — В чьей семье?

— В своей, разумеется! — Исмаил широко разулыбался и пояснил:

— Каждый вечер в 20.00 он убывает из лагеря, а утром ровно в семь часов прибывает обратно — командир у нас педант! У него молодая красивая жена. Я бы на его месте тоже не оставлял ее в одиночестве, — Исмаил озорно подмигнул и поинтересовался:

— Ну что, будем продолжать, или вы хотите передохнуть?

Я онемел и замер, как током пораженный, боясь спугнуть тень призрачной удачи, которая вспорхнула с легковесного языка Исмаила.

В том, что командир каждый вечер посещает свою молодую жену, ничего особенного не было — любому мужику понятно, это вполне естественно.

Но я-то прекрасно знал, что жена Вахида Музаева проживает в доме его родителей!

Дом родителей командира полка располагался в относительно мирном селе на севере Чечни, от которого до Хатоя можно было добраться (при самом наилучшем раскладе) минимум за 18 часов…

Итак, командир полка каждый вечер куда-то уезжает из лагеря, если тому не препятствуют обстоятельства. Так сказал зам по снабжению Исмаил, даже не подозревая, какую важную информацию он мне преподнес.

Для того, чтобы отследить, куда именно ездит Вахид, мне необходимо было выбраться незамеченным с территории лагеря, прогуляться к Хатою, забраться на его окраине куда-нибудь повыше и понаблюдать в бинокль за перемещением машины командира полка. А потом так же незаметно пробраться в лагерь.

Конечно, было бы гораздо проще и безопаснее во всех отношениях дождаться окончания срока пребывания в полку, а затем затаиться где-нибудь на подступах к селу и наблюдать сколько влезет. Но Хатой — достаточно разбросанный населенный пункт, и заехать в него можно минимум с десяти направлений. Когда нас пригласили прокатиться в полк и нахлобучили на глаза шапочки, я даже не удосужился сориентироваться по солнцу. Теперь, если нас вывезут с территории лагеря таким же макаром, как и привезли, и где-нибудь в центре села откроют лицо, я даже приблизительно не буду представлять, в какой стороне света располагается распрекрасный образцово-показательный «Мордас». Это будет очень обидно. И для меня, и для артиллеристов группировки.