Слепой. Теория лжи - Андрей Воронин

Маша вздохнула и сухо сказала:

— Рядом.

В соседней, запертой изнутри спальне, когда они сломали замок, картина была еще страшнее.

Похоже, на Гарика таблетки подействовали еще более жутко. Сам Гарик лежал в дальнем углу у зеркала с закрытыми глазами и, сжимая в руке какую-то окровавленную железяку, что-то шептал. А его жена Рита лежала на кровати с размозженной головой.

— Он еще жив! — воскликнула Маша. — Нужно вызвать «скорую».

Но первым делом Маша вызвала охранников, на попечение которых Слепой и Павел и оставили Машу. Павел сам нуждался в медицинской помощи, и Глеб со Степаном повезли его в город.

— Что там такое стряслось? — спросил Слепой.

— Когда вы мне позвонили, мы были в ночном клубе. Отмечали отъезд, точнее, отлет Оксаны. Кто-то услышал, как я с вами говорил, подумали, что собираюсь сдать Оксану. Машка, бывает, дурная делается. Она позвала охранников, и те меня притащили к ней в дом. А Оксана всем на память эти таблетки раздавала. И вот они у меня в кармане лежали, а когда охранники меня связывали, эти упаковки возьми да и выпади…

— Но как же Машины родители и брат польстились на них? Они что, не знали, что это за дрянь? Телевизор не смотрели? — удивился Слепой.

— Так родители Машки, она сама хвасталась, месяц по миру колесили. А брат с женой из свадебного путешествия только что вернулись. Они в комнату заглянули. Охранник говорит, мол, Маша сейчас придет, все объяснит. А отец Машкин увидел таблетки, прямо затрясся весь. Говорит жене: «Помнишь, как было в девяностые?! Это мне и сейчас поможет! Встанет и не ляжет!» Схватил и в спальню ее потащил. Я мычал, гримасничал, но им это до фени было. А брат Машкин у дверей стоял. Когда родители ушли, и он эти таблетки схватил и жену за собой потащил. Что я мог сделать?! Вон разве что на пол сверзился да лоб рассек.

— Увы, ничего… — вздохнул Слепой. — Ага, вот уже и больница.

— Да я-то что… Мне теперь эти их отражения в зеркалах всю жизнь вспоминаться будут.

В приемном покое сидели два парня с ярко раскрашенными и торчащими в разные стороны волосами. Их бил озноб.

Медсестра, которая обрабатывала Павлу рану, кивнув в их сторону, грустно вздохнула:

— Теперь таких за ночь иногда под сотню набирается. Наглотаются, нанюхаются, обкурятся или уколются, а их товарищам вдруг покажется, что не так, как всегда, они себя ведут, ну и сразу «скорую» вызывают. А что мы им сделать можем? Тут специалисты нужны. Раньше хоть доктор Шевченко консультировал, а теперь остались молодые, которые к наркоманам, с какой стороны подойти, не знают. Вон сидят, трясет их всех. Ломка начинается или это постнаркотический синдром? А что им колоть, ума не приложу. И спросить не у кого. Так до утра и будут сидеть…

— Ну а тяжелые, как после тех таблеток, попадаются? — спросил Слепой.

— Несколько человек было. Мы их по системе Шевченко в чувство привели и в психушку отправили, — продолжала медсестра. — Но мне девочки наши говорили, что смертельных случаев много. Их же к нам не везут, сразу в морг на вскрытие…

После перевязки Слепой отвез Павла домой и пожелал ему спокойной ночи, хотя уже брезжил рассвет.

Всю дорогу до дома Степан угрюмо молчал. А когда они поднялись к себе и начали укладываться, чтобы хотя бы пару часов поспать, Степан неожиданно сказал:

— Глеб, я долго думал… Я уверен, что Федор там, в лаборатории. И считаю, мне лучше туда не ехать.

— Подождешь меня в машине. А впрочем… Утро вечера мудренее… — вздохнул Глеб и вырубился.

Когда уже под утро трупы — а Гарик тоже умер еще до приезда «скорой» — наконец увезли в морг на вскрытие, Маша почувствовала внутри глобальную пустоту. Она настолько привыкла, что рядом есть родные, близкие люди, которые воспринимают и, главное, любят ее такой, какая она есть, что теперь ей казалось, что она стала абсолютно беззащитной, будто кожу с нее живьем содрали. Охранники, которые после отъезда полиции разошлись по своим местам, и помощница по хозяйству Пантелеевна, которая вот-вот должна была прийти убираться и готовить завтрак, — все они были чужими. И если тогда, когда они приехали и увидели погибших, первым ее желанием было наказать и профессора Кочергина, который занимался этой отравой, и Оксану, которая раздала ее на вечеринке на память, то теперь они вдруг враз стали ей абсолютно безразличны. Они сделали уже свое черное дело, а ей теперь главное — выжить. А как выжить, когда она понятия не имеет, ни чем занимался ее отец, ни в каких банках находятся счета у ее матери и брата… А деньги нужны уже завтра, то есть уже сегодня. Хотя бы на похороны. И одолжить вроде как не у кого. В состоянии полнейшей апатии Маша легла в холле на диван и провалилась в сон, в котором не было картинок, только пустота и чернота.

Из этого жуткого состояния Машу вырвал звонок мобильного. Услышав знакомый звонкий голос, Маша едва не утратила дар речи. Звонила Оксана.

— Привет! — сказала она бодренько. — Не спишь?

— Нет, — с трудом выговорила Маша.

— А чего голос такой замогильный? — спросила Оксана.

Маша промолчала. Она не знала, с чего начать рассказывать.

В конце концов она отозвалась:

— А ты вообще где?

— Сейчас возьму такси и к тебе приеду, — сказала Оксана.

— Ты что, не улетела? — удивилась Маша.

— Я в ближайшее время если и смогу улететь, то разве что на помеле. Все, подруга, жди! Сейчас приеду. Надеюсь, Павел на месте? Твои амбалы его крепко связали? Сейчас вместе его мучить будем! Все, жди, подруга! — сказала Оксана и отключилась.

Для Маши звонок Оксаны и то, что она никуда не улетела, были такой неожиданностью, что она теперь даже не решила еще, как будет с ней себя вести. Ведь сначала она убить ее хотела. Но теперь, услышав ее голос, она почувствовала, что ей хочется ее поскорее увидеть, поговорить, поделиться с ней своими страхами, своими проблемами. Маша даже пошла на кухню и сварила кофе.

Оксана вошла в дом вместе с Пантелеевной. Та тоже ничего не знала о гибели хозяев, которые в последнее время часто оставались ночевать в городе. Она была женщиной сдержанной и немногословной: пришла, кивнула в знак приветствия и занялась уборкой.

Что Оксаны, то, когда она появилась на пороге со своим чемоданом на колесиках, самоуверенная, дерзкая и беспардонная, Маша едва сдержалась, чтобы не запустить в нее чем-нибудь тяжелым.

Но Оксана, бросив чемодан посреди холла, ничего не говоря, втянула ноздрями аромат свежесваренного кофе и направилась на кухню. Там она уселась на стульчик у барной стойки и сделала несколько глотков. Маша почувствовала, что ей не хочется не только рассказывать Оксане что-либо, но и вообще с ней общаться.

Оксана же, как ни в чем не бывало, уже щебетала во весь голос:

— Ты чего стоишь? Садись, выпей кофе! Что ты ни рыба ни мясо! Бери с меня пример! У меня все, представь, все сорвалось, а я веселюсь. А почему? Потому что сразу или почти сразу вспомнила о тебе, о твоих предках и решила, что вы мне обязательно поможете, и я все-таки улечу, как планировала, за границу. Даже пусть одна, но улечу!