Смерть Запада - Патрик Бьюкенен

Лидеры, желающие сохранить национальную идентичность, получают клеймо расистов и ксенофобов. В Дании министр внутренних дел Карен-Йесперсен, радикал 1960-х годов, вызвала бурю негодования своим предложением о высылке беженцев с криминальным прошлым на необитаемый остров. Она не желает жить, заявила Йесперсен, в мультикультурном обществе, где преступники уравнены в правах с мирными гражданами и где равны все культуры12.

Дания вообще превратилась в приют для политических беженцев, вследствие чего датским гостеприимством активно пользуются преступные группировки из Азербайджана, Армении и Украины. За заявлением Йесперсен насчет того, что она предпочитает собственную культуру всем прочим, последовала серия разбойных нападений на датчанок, организованных выходцами с Ближнего Востока, которые вдобавок выдвинули требование о принятии Данией исламского законодательства, налагающего существенные ограничения на права женщин, восстановлении смертной казни и практики отсечения рук за кражу.

Европа ужаснулась; реакция была «мгновенной и суровой», как заметил в журнале «Полней Ривью» Хенрик Беринг13. Европейский центр мониторинга расизма и ксенофобии занялся расследованием этих случаев. В самой Дании, 33 процента гражданского бюджета которой идет на социальную защиту иммигрантов, составляющих 4 процента населения страны, датчане стали выступать в поддержку Карен Йесперсен.

Европа утратила жизненную энергию. В книге «Самоубийство Запада», написанной в 1964 году, стратег холодной войны Джеймс Бернем пришел к выводу, что существует особый, европейский тип мышления, примиряющий европейцев с гибелью их империй и закатом цивилизации. Бернем назвал проявления этого мышления в обществе «идеологией западного самоубийства»14. Мы видим, что эта болезнь распространилась сегодня на весь Запад и переросла в эпидемию.

Но почему консерваторы столь нерешительно сопротивлялись культурной революции, угрожающей существованию их цивилизации? Как представляется, по нескольким причинам.

* * *

Во-первых, последователи Барри Голдуотера и Рональда Рейгана пришли в политику в убеждении, что Америка проигрывает холодную войну. Иными словами, они оказались абсолютно не готовы к началу войны культурной. А с избранием Рональда Рейгана, падением Берлинской стены и крахом Советской империи исчезла и та побудительная причина, которая заставила этих людей заняться политикой.

Кроме того, большинство консерваторов от политики, журналистики и телерадиовещания куда более сведущи в экономике и внешней политике, нежели в истории, философии и теологии. Как заметил один остроумец, «республиканцы вынуждены были спуститься на землю, чтобы урезать налоги». Порой кажется, что это единственная причина, по которой они действительно спустились на землю. Абсолютно «неподкованные» в вопросах этики и культуры, они теряются, когда возникают подобные проблемы, хуже того, не испытывают к ним ни малейшего интереса, поскольку считают, что они не имеют отношения к реальной политике. Покойный Ричард Уивер имел в виду как раз таких республиканцев, когда писал: «Многие традиции нашего мира пострадали не столько из-за врожденных дефектов, сколько из-за тупости, некомпетентности и интеллектуальной лени тех… чьей обязанностью было их защищать»15.

Сталкиваясь с этическими, социальными и культурными проблемами, консерваторы отмахивались от них и углублялись в вопросы налогообложения и военной доктрины, где чувствовали себя на твердой почве. Однако, несмотря на стойкое нежелание республиканцев обращать внимание на культурную войну, эта война разгоралась все сильнее. Ведь, как писал Троцкий, «война может быть не интересна вам, зато вы интересны войне»16.

Во-вторых, захватив общественные институты, имеющие особое влияние на молодежь — MTV, прочие телевизионные каналы в прайм-тайм, кинематограф и прессу, школы и колледжи, — культурная революция обрела возможность формировать мировоззрение молодого поколения. Художники, актеры, драматурги, поэты, певцы в большинстве своем перешли на сторону революции. Обозреватели и комментаторы остались в меньшинстве и, разумеется, не смогли в одиночку противостоять новой силе. Вдобавок развлечения, которые предлагала культурная революция, были для молодых гораздо более привлекательны, поэтому многие дети традиционалистов примкнули к их противникам. Впрочем, став старше, многие из этих «блудных детей» вернулись под отцовский кров.

Полстолетия назад литературный критик Лайонел Триллинг писал: «В Соединенных Штатах либерализм не только доминирует, но и является единственной интеллектуальной традицией. Не подлежит сомнению, что сегодня в обществе отсутствуют сколько-нибудь популярные консервативные или реакционные идеи»17. Эти слова были преувеличением даже в ту пору, однако в них, безусловно, содержится крупица истины. А после шестидесятых произошел «популяционный взрыв» в среде творцов культуры и «властителей умов» — интеллектуалов, критиков, учителей, журналистов, писателей, бюрократов и художников. И консерваторов не просто превзошли числом — их буквально растоптали.

Крейн Бриттон в своей книге «Анатомия революции» пишет, что признаком «существенно нестабильного общества» является внезапное появление множества интеллектуалов, которые:

«…злобно нападают на существующие общественные институты, требуют значительных перемен в обществе, бизнесе и управлении. Чисто метафорически мы можем сравнить этих интеллектуалов с лейкоцитами, стражами кровеносной системы; но при избытке лейкоцитов у человека, как известно, развивается белокровие…»18

Если воспользоваться определением Бриттона, сегодняшняя Америка стоит на пороге белокровия.

В-третьих, в отличие от политических конфликтов, в которых всегда существует возможность компромисса, культурная война представляет собой бескомпромиссную ничью. Триумф одной стороны есть поражение другой, и наоборот. Распространение абортов, легализация самоубийств и однополых браков — явления, требующие от политиков, предпочитающих «золотую середину», однозначного ответа — да или нет. Республиканцы, большинство которых не рассматривает политику как кровавую забаву, оказались не готовы к жестокой схватке с критической теорией, не признающей за противником права на сопротивление.

В прежние времена на власть предержащих «указывали с гордостью», а на тех, кто бросал власти вызов, «смотрели с опаской». Культурная революция не знает иного способа существования, кроме нападения, а традиционалисты вынуждены постоянно обороняться. «Сила не в обороне, а в нападении», — писал культурный революционер прошлого столетия по имени Адольф Гитлер19.

Рассмотрим тридцатилетнюю войну за овладение одной из «господствующих высот» общества — Верховным судом. Двое кандидатов мистера Никсона, федеральные судьи Клемент Хейнсуорт и Дж. Гарольд Карсуэлл, не прошли утверждение, — как и двое кандидатов Рональда Рейгана, федеральные судьи Роберт Борк и Дуглас Гинзбург (причем последнего обвинили в преследовании курильщиков марихуаны). От фамилии Борка был образован глагол «to bork», означавший «подпортить репутацию кандидата в глазах избирателей». Кандидат Джорджа Буша Кларенс Томас был вынужден «пройти сквозь строй» клеветнических публикаций.