Домик в Оллингтоне - Энтони Троллоп

– Если он будет любить и беречь ее, то Лили будет счастлива, где бы он ни жил.

– Я надеюсь, я уверена в этом. Но мне кажется, что она будет так разлучена с нами. Разлука эта произойдет не от расстояния, но от образа жизни. Надеюсь, Белл, что тебя не увезут от меня так далеко.

– Не думаю, чтобы я позволила увезти себя в Лондон, – сказала Белл, засмеявшись. – Впрочем кто может знать свое будущее. Если и уеду в Лондон, то вы, мама, должны находиться при нас.

– Душа моя, я бы не хотела видеть тебя замужем за другим мистером Кросби.

– Но, может быть, я бы сама захотела. Не бойтесь, мама, ведь Аполлоны не каждый день проходят этой дорогой.

– Бедная Лили! Помнишь, как она в первый раз назвала его Аполлоном?

– Я помню это очень хорошо. Я помню, как он пришел сюда на другой день, когда Бернард привел его в наш дом, помню, как вы играли на полянке, в то время, когда я была в другом саду. Тогда я вовсе не думала, чем кончится это новое знакомство.

– Однако, мама, вы не сожалеете об этом?

– Нисколько, если это послужит к ее счастью. Если она будет счастлива с ним, то могу ли я сожалеть, хотя бы он увез ее на край света. Чего же мне больше желать, как только видеть тебя и ее счастливыми?

– Мужчины в Лондоне точно так же счастливо живут с своими женами, как и в провинции.

– О, да, из всех женщин я первая готова подтвердить эту истину.

– Что же касается до Адольфа, то не знаю, почему нам не положиться на него.

– Правда, душа моя, нет никакой причины. Если бы я не полагалась на него, я бы не так охотно дала свое согласие на брак. Но, несмотря за то…

– Дело в том, что он вам не нравится, мама.

– Откровенно тебе скажу, что он не так мне нравится, как, я надеюсь, понравится человек, которого ты выберешь себе в мужья.

Лили ничего не говорила об этом предмете с мистрис Дель, но чувствовала, что ее мать до некоторой степени чуждалась ее. Имя Кросби часто повторялось между ними, но в тоне голоса мистрис Дель, в ее манере, когда она говорила о нем, недоставало той теплоты, той искренности, которую производит неподдельное расположение. Лили не анализировала своих собственных чувств и не старалась разбирать чувства своей матери, но она замечала, что они не были таковы, какими бы она желала их видеть.

– Я знаю, мама не любит его, – говорила она Белл вечером того дня, в который получила от Кросби первое письмо.

– Разумеется, не так любит, как ты, но все же она любит его.

– Не так, как я! Зачем говорить такой вздор: конечно, она не может его любить так страстно, как я. Дело в том, что она вовсе его не любит. Неужели ты думаешь, что я ничего не вижу.

– Я боюсь, что ты видишь уже чересчур много.

– Она ни слова не говорит против него, но если бы она действительно его любила, то верно иногда сказала бы хоть слово в его пользу. Мне кажется, она никогда не произнесет его имени, пока ты или я не заговорим о нем в ее присутствии. Если она не одобряет его, то почему бы не сказать об этом раньше?

– Это уже слишком жестоко, – сказала Белл, с некоторою горячностью. – Она не думает не одобрять его, да и не думала. Ты очень хорошо знаешь мама, и можешь быть уверена, что она никогда не будет вмешиваться в наши дела без какой-нибудь серьезной причины. Что касается до мистера Кросби, то мама дала свое согласие, нисколько не колеблясь!

– Да, это я знаю.

– Как же ты можешь говорить, что она не одобряет его?

– Конечно, я не смею отыскивать недостатков в моей маме. Может быть, все делается к лучшему.

– Непременно, все будет прекрасно.

Хотя Белл и выразила это успокоительное обещание, но она знала так же хорошо, как Лили и ее мать, что семейство их разделится, когда Кросби женится на Лили и увезет ее в Лондон.

На следующее утро мистрис Дель и Белл сидели вместе. Лили была наверху в своей комнате и, вероятно, или писала письмо к жениху, или читала его письмо, или думала о нем, или что-нибудь для него работала. Во всяком случае, она была занята им и потому оставалась одна. Была половина октября, в камине гостиной мистрис Дель пылал огонек. Окно, открывавшееся на полянку, было затворено, тяжелые маркизы были убраны, все показывало безотрадный факт, что остатки лета миновали. Для мистрис Дель это всегда была самая грустная пора, хотя мистрис Дель не обнаруживала явно своей грусти.

– Белл, – сказала она, внезапно взглянув по направлению к окну, – твой дядя у окна, впусти его.

С того времени, как подняли маркизы, стекольчатая дверь была не только закрыта, но и заколочена. Поэтому Белл встала и отворила коридор, чтобы впустить сквайра. Не часто случалось, чтобы он являлся в Малый дом этим путем, и если являлся, то непременно с какой-нибудь целью, о чем он уведомлял заблаговременно.

– Как, уже огонь в камине? – спросил он. – У себя я не раньше начинаю топить камин, как с первого ноября. Я люблю видеть огонь в камине в особенности после обеда.

– А я люблю огонь, когда мне холодно, – сказала мистрис Дель.

Вообще это был предмет, в котором сквайр и его невестка никогда не соглашались, а так как мистер Дель имел какое-то дело, то и не хотел тратить времени на защиту своего взгляда по вопросу о каминном огне.

– Милая Белл, – сказал он, – я хочу поговорить с твоей мама по одному серьезному делу. Вероятно, ты согласишься оставить нас минуты на две?

Белл собрала свое рукоделие и ушла наверх к сестре.

– У нас дядя Кристофер, – сказала она, – пришел к мама по какому-то делу, вероятно, поговорить насчет твоего замужества.

Но Белл ошибалась. Визит сквайра не имел ни малейшего отношения к замужеству Лили.

По уходе Белл мистрис Дель не сделала движения, не сказала слова, хотя очевидно было, что сквайр молчал, собственно, для того, чтобы вынудить с ее стороны какой-нибудь вопрос.

– Мэри, – сказал он наконец, – я скажу вам, зачем я пришел сюда.

При этом мистрис Дель сложила в коробку шитье, которым занималась, и приготовилась слушать.

– Я хочу поговорить с вами о Белл.

– О Белл? – повторила мистрис Дель, с видом крайнего изумления.

– Да, о Белл. Лили выходит замуж, недурно было бы выдать замуж и Белл.

– Я вовсе не вижу в этом надобности, – сказала мистрис Дель. – Я ни под каким видом не тороплюсь от нее отделаться.

– Кто же говорит об этом. Однако нет сомнения, что вы заботитесь об ее благополучии, с своей стороны, я забочусь о ней не менее вашего. При обыкновенных обстоятельствах не было бы никакой надобности торопиться ее замужеством, но могут быть обстоятельства, когда подобная вещь более всего желательна, и мне кажется, что теперь наступили эти обстоятельства.

Судя по тону сквайра, по его приемам, очевидно было, что он говорил серьезно, но в то же время было очевидно, что он находился в некотором затруднении высказать то, что было у него приготовлено. Голос его дрожал, его нервы, по-видимому, приходили в раздражение. Мистрис Дель не хотела помочь ему выйти из этого положения. Она не хотела позволить ему распоряжаться ее дочерями и, будучи обязана выслушать его, неохотно исполняла эту обязанность и даже решилась противоречить всему, что бы он ни сказал. Кончив свой маленький спич об обстоятельствах, сквайр замолчал, мистрис Дель тоже замолчала, остановив неподвижно глаза свои на его лице.