Роковой бал - Кристина Додд

– Да.

Он снова взял ее руку и сказал Адорне:

– Это звучит очень странно. Все фразы, которым он учит тебя, такие необычные?

– Да! Если уж я должна учить французский, я хочу уметь сказать: «Мне нужно это шелковое платье» или «Вы такой большой и сильный мужчина». – Эти слова сопровождались отработанным кокетливым взмахом ресниц. Затем в глазах Адорны сверкнуло недоумение. – Что-нибудь полезное, а не эта чепуха.

Вспомнив неспособность своей племянницы к языкам, Джейн предположила:

– Может, ты просто неправильно запомнила данную им фразу? Адорна топнула своей маленькой ножкой.

– Нет, я запомнила! Кроме того, когда джентльмены спрашивают меня, что я изучаю, никто меня не исправляет.

Блэкберн до боли сжал руку Джейн.

– Джентльмены?

– Да. Они спрашивают, и я говорю им.

– Кто спрашивает? – настаивал Блэкберн.

– Все. Это у них так принято, спрашивать меня. – Адорна пожала плечиками, завязывая ленты чепца на подбородке. – Я не знаю, почему. Мне кажется, что так они чувствуют свое превосходство, потому что как бы плохо они сами ни знали французский, я знаю еще хуже.

– Этого не может быть! – возразила Джейн.

– Вы можете назвать другую причину? – спросила Адорна. Джейн не могла.

– Экипаж ждет вас, милорд, – объявил дворецкий.

Вент не был тем дворецким, который служил у Блэкберна одиннадцать лет назад. Казалось, никто из слуг, независимо от срока службы, не помнит первый визит Джейн в этот дом. К ней относились с большим уважением и неподдельным восхищением, и это разжигало надежду в ее сердце.

Жалкую неизбывную надежду.

Блэкберн поцеловал ее ладонь в перчатке, затем выпустил и предложил свою руку. Джейн без колебаний вложила в нее свою. Колебание означало бы, что она боится, а она не хотела, чтобы он догадался об этом.

Затем Блэкберн предложил руку Адорне. Та взяла ее, и маркиз вывел их на улицу и посадил в экипаж. Когда лошади тронулись в путь, он сказал:

– Адорна, я научу тебя новой фразе вместо той нелепости, которую задал тебе мсье Шассер. Ты хочешь этого?

– О, конечно, – Адорна наклонилась вперед. Блэкберн обернулся к Джейн:

– Ты не возражаешь?

– Отнюдь. Если это поможет ей выучить французский, я буду только рада. Я лишь жалею, что не подумала об этом раньше. С завтрашнего дня я попрошу мсье Шассера давать тебе те фразы, которые ты хочешь, – сказала Джейн. Блэкберн выглядел таким суровым. О чем он думает?

– Ты очень умная женщина, Джейн, – сказал маркиз, намекая на свои прежние выводы. – Не знаю, восхищает меня это или нет.

Нет, его это не может восхищать. Мужчины не любят умных женщин, и Джейн неприлично громко вздохнула.

Адорна не поняла подтекста, и ее голосок уверенно зазвенел:

– Она остроумная. Самая остроумная из всех, кого я знаю. Моя мама иногда говорила, что тетя Джейн такая остроумная, что это ей однажды принесет неприятности.

Сомнительная похвала Адорны лишь добавила Блэкберну цинизма.

– Так оно и есть.

– Да, но вы все-таки женились на ней, – Адорна одарила их обоих сияющей улыбкой.

– Так мило с его стороны, – сухо вставила Джейн. Блэкберн изучающее посмотрел на супругу, и Джейн стало не по себе. Он что-то искал на ее лице, Джейн точно не знала, что именно, но взглянула на него и упрямо подняла подбородок. Пусть думает что хочет. Ее это не волнует.

– Ну, хорошо, – сказал он. – Я поговорю с мсье Шассером. Предоставьте это мне.

– Как хочешь. – Повернувшись к-Адорне, Джейн сказала:

– «Я хочу купить себе платье» будет «Je voudrais acheter une robe pour moi».

– А как насчет «Une maison bleue de pres le pain le miche a qu-elques-uns les habits rouges»? – предложил Рэнсом.

Адорна подозрительно нахмурилась.

Джейн перевела дыхание. Она чувствовала, что упускает какой-то важный ключ к разгадке, который объяснит его намерения. «У синего дома рядом с круглой буханкой хлеба мало красных одежек»? Как это понравится Адорне?

– У нас так мало времени до приема, – Блэкберн настойчиво смотрел на Адорну, словно принуждая согласиться. – Такое небольшое изменение облегчит ей запоминание.

Джейн ничего не понимала, но Адорна кивнула:

– Une maison bleue de pres le pain le miche a quelques-uns les habits rouges, – повторила она. – Я могу это запомнить.

– Вы очень давно знаете Блэкберна. Вы его лучший друг. Как вы думаете, насколько долго она сможет удерживать его? – вполголоса спросила леди Киннард и наклонилась, чтобы услышать ответ Фица.

Фиц указал на Блэкберна, который стоял в противоположном конце образовавшейся перед ним очереди гостей и с благодушно-самодовольным видом принимал поздравления.

– Я не знаю. Почему бы вам не спросить у него?

Леди Киннард, недовольно зашипев, отошла в сторону, затем, вновь изобразив улыбку, подошла к мисс Морант.

– Какое счастье, что ваша тетя заключила такой удачный брак, – донеслось до Фица.

– Счастье для лорда Блэкберна найти ее снова. – Мисс Морант повернулась к леди Гудридж. – Не правда ли, миледи?

– Абсолютная правда, – заявила леди Гудридж. – Я рассчитывала на это с тех пор, как поняла, что благородное происхождение Джейн идет рука об руку с ее талантом. Она достойна быть Квинси. – Леди Гудридж пристально смотрела на дочерей леди Киннард, теснившихся возле матери. – Чего я не могу сказать о других незамужних леди, впервые выходящих в свет в этом сезоне.

Когда оскорбленная и так ловко поставленная на место леди Киннард двинулась к лорду и леди Тарлин, Фиц взглянул на вновь прибывших гостей. Очередь занимала все пространство отвратительно-розового танцевального зала, тянулась вверх по лестнице и, насколько он знал, частично находилась за дверью. Сейчас они быстро пойдут к столам, стремясь утолить жажду, голод и острое желание посплетничать с друзьями об этом самом необычном союзе.

Но никто из гостей, подумал Фиц, не сможет состязаться в странности со следующей парой гостей. Виконт де Сент-Аманд, как всегда, прекрасно одетый и заносчивый, стоял рядом с одряхлевшим мужчиной неопределенного возраста. У последнего, кто бы он ни был, лицо было воскового цвета, словно ему осталось недолго жить. Он старательно опирался на трость, будто без нее бы и вовсе упал.

Фиц никогда не видел его прежде и не понимал, почему тот пришел на праздник, но его сердце разрывалось при виде де Сент-Аманда, который прикладывал все силы, чтобы поддержать старика, и самого незнакомца, с беспокойством смотрящего на новобрачных.