Оборотень - Евгений Сухов

— Ты в курсе последних событий? — без приветствия спросил знакомый голос.

— Медведь? — изумился Станислав.

— Да, Бирюк. Сегодня в Ленинграде погибли три человека. Мы тебе очень помогли, теперь ты должен помочь нам. В городе не осталось ни одного лидера, который мог бы по-серьезному противостоять тебе. Ты должен подготовить встречу Червовому и представить его всем как нового смотрящего. Не думай, что мы замахиваемся на твои интересы, власть будешь делить с ним поровну. Но его слово всегда должно быть решающим. И больше всего нас интересует бесперебойное пополнение общака, а как это сделать — Червовый тебя научит. И постарайся впредь поменьше стрелять. Нам бы не хотелось осложнять уже отлаженное дело конфликтами с ментами.

— А как я с ним встречусь?

— Он к тебе заявится сам, — твердо сказал Медведь.

— Да, но как же он меня найдет? — изумился Бирюк.

— А ты уже решил, что ты иголка в стоге сена? — отпарировал Медведь, и в его голосе не было и тенил юмора. Бирюку стало ясно, чего это своего рода тонкое предупреждение.

— Я все понял, Медведь. Ты смотрящий, тебе и решать! Когда мне ожидать гостя? — Жди на следующей неделе! — Передай привет Секачу! — вспомнил Бирюк, но последние слова уткнулись в короткие, резкие гудки…

Сначала открылась амбразура, и в полутемном проеме показалось усатое лицо сержанта Федосеева. Это был тертый жизнью, битый строгим начальством и приниженный стервой-женой человек. Узкому кругу зеков было известно, что за хорошие деньги он мог принести с воли чай и сигареты, а в соседнюю камеру передать весточку.

До окончания службы ему оставалось немногим более полугода, и он мечтал о том времени, когда можно будет заняться огородом и понянчить годовалую внучку.

Именно ощущение близкой свободы поднимало у него настроение, и он уже второй месяц подряд перешагивал порог здания тюрьмы с оптимизмом базарного Петрушки.

— Здесь вас словно сельдей в бочке, но ничего, от одного теснее не станет, — буркнул он.

Амбразура громко хлопнула, потом дважды щелкнул замок, и металлическая дверь неохотно повернулась на петлицах.

В камеру, с сидором в руках, вошел мужчина лет тридцати. Он дружелюбно улыбнулся, не избегая настороженных взглядов, а когда за спиной дверь громыхнула, вздохнул:

— Вот и заперли меня!

Потом он неторопливо развязал сидор, достал из него две банки сгущенки, три пачки чая и громко объявил:

— Это на общак!

На лицах сокамерников заиграли довольные улыбки. Парень оказался свой! Стоящего человека можно распознать с одного взгляда. Сразу видно, что он не только знаком с неписаным тюремным уставом, но, скорее всего, один из тех, о ком говорят, что он каторжный бродяга.

— За что сел? — поинтересовался Лука и лениво потянулся за угощениями. Лука был здесь держателем общака, то есть смотрящим, и даже ни одна папироса не выкуривалась без его ведома.

— Кража со взломом. Взяли хату одного барыги в Свердловске. Пять комнат у него, и все добром заставлены. Вывезли быстро, как надо, да мусора на хвост наводчику сели. А он, падла, всех нас заложил одного за другим.

— Сука первейшая! — поджал губы Лука. — Его бы наказать за это.

Походил бы в «петухах» с пяток лет.

Лука аккуратно уложил последнюю пачку чая в небольшую котомку.

— Я уже шепнул об этом кому надо! Он не успеет прийти на зону, а там о его подвигах уже известно будет. Так что мужики его встретят как полагается, — уверенно пообещал новенький.

— Тебя как звать-то?

— Алексей. А погоняло у меня Керосин.

— Керосин? — удивился Лука. Ему все больше нравился этот жизнелюбивый паренек. Такие люди на любой зоне мгновенно становятся своими и неласковый быт пересылок воспринимают как небольшое дорожное приключение. — Что так?

— А я в молодости керосинил больше, чем другие.

Его открытость вызвала улыбки на лицах заключенных.

— Теперь с этим тебе придется завязать надолго. Тут у нас керосинщиков не любят.

— Сладим! — бодро ответил Керосин и присел на нары. — А может быть, чайку сварганим?

Лука кивнул на мужиков, обнаженных по пояс, и уныло ответил:

— Чифирь — хорошее дело, но все, что можно было сжечь, уже спалили.

Ты только посмотри на них — рубахи на дрова пошли!

— Ну, это дело поправимое, — весело отозвался Керосин и, закинув ногу за ногу, стал развязывать ботинок. — А это чем тебе не дрова? — вытянул он из носка тряпицу.

Платочек оказался из чистейшего хлопка. Только зек, искушенный в тонкостях приготовления тюремного чая, мог оценить подобный подарок. Такой материал не плавится и горит практически без дыма, а жара от него столько, что уже через минуту кружка с водой начинает кипеть.

— Давай зачифирим, — охотно согласился Лука. — Мужики, спичками не поделитесь?

Сидящий рядом парень протянул мятый коробок. Лука налил из чайника воды, разорвал платок на несколько лоскутов. В тюрьме он славился как один из самых опытных чифиристов — умел минимально расходовать дрова и колдовать над настоем даже с закрытыми глазами. Зекам памятен был случай, когда он через амбразуру разговаривал с сержантом Федосеевым в тот самый момент, когда втихаря варил чифирь. Одно дело, что подобное баловство запрещалось тюремной администрацией и за такую шалость можно было угодить на неделю в изолятор, но важнее было Другое — не испортить драгоценного напитка и проварить его дважды до нужного цвета.

Уже через пять минут чифирь был готов, и мужики пустили кружку по кругу. Вначале полагалось сделать по одному глотку, а он-то и был самый сладкий. Чифирь позволяет ненадолго позабыть о толстых стенах каземата, утонуть в приятных грезах и ощутить некое подобие счастья.

Не беда, что это всего лишь иллюзия… Потом следовали второй и третий глотки. Их полагалось делать не спеша, наслаждаясь кайфом, который обжигающей волной расходится по всему нутру. Эта благодать помогает некоторым зекам не лезть от тоски на стену и вспоминать все светлое, что осталось на воле.

— Где же ты был раньше-то? — млел от счастья Лука, бережно держа в руках кружку с горячим чифирем. — Мы ведь без чая помирать собрались. А то еще хуже, перегрызли бы друг друга в тесноте, как крысы в бочке.

Керосин остался доволен похвалой. — Спрашиваешь, где я был? Там уже мусора толпятся. Шмонают. Да все без толку.

— И то верно!

Новенький сделал глоток, другой, а потом, как и положено в таких местах, передал драгоценный напиток соседу.

За чифирем позабыли даже приглядывать за «дорогой» — одной из главных святынь тюрьмы. Именно «дорога» связывает осужденных с волей; благодаря ей заключенные узнают тюремные новости; именно по ней передаются приказы генералов преступного мира.