Боксер, или Держи удар, парень - Владимир Колычев

– Да нехорошо как-то получилось, – покачал головой Гульков. – Может, это, пойду я?

– А может, это, я девочку рожу, а?

– Чего?

– Девочку. До пары к мальчику. Не предохранялись мы, вот чего. А ты стрелок меткий!.. Поздно уже поворачивать, дорогой. Вляпался ты… Со мной… Но я не думаю, что это плохо.

– Да меня Агап за это убьет!

– А может, мы его убьем?

– Чего? – встрепенулся Эдик.

– А жить он нам мешает, вот чего. Я же тебе нравлюсь? Нравлюсь. И я от тебя тащусь, Гульков… Ребенок у нас есть. У нас! Ребенок! Наш ребенок, понимаешь?

– Да понимаю…

– Ну раз понимаешь, тогда скажи, хочешь ты, чтобы я замуж за тебя вышла?

– Ну… Ну да… Так это, Агап не даст.

– Вот я и говорю, хорошо было бы, если бы Агап вдруг исчез.

– Так ты это, хочешь, чтобы я его, того? – глазами с чайные блюдца смотрел на нее Гульков.

Розе и самой было страшно.

– А ты бы смог?

– Ты что, это же Агап!.. Он же мне как отец!

– Вот и я о том же.

Похоже, она перегнула палку. Как бы Эдик с цепи сдуру не сорвался. Выкручиваться надо.

– Агапа убивать никак нельзя. Он этого не заслужил. Мы его просто к черту пошлем!

– Это как?

– А просто. Ты знаешь, с кем он любовь в Москве крутит?

– Ну да, есть одна краля. Вероника зовут.

– И как ты считаешь, это нормально?

– Ну нет.

– Вот и я думаю, что нет. Где они живут?

– Ну, квартира там у них. Большая, на Новом Арбате.

– А ты знаешь, что эта квартира на меня записана? И ночной клуб на меня записан. На меня. И на ребенка. На нашего с тобой ребенка!.. А эта сучка все забрать у нас хочет. И квартиру, и клуб… И Агапа заберет. На улице я окажусь. Вместе с сыном. Поверь, Василек не очень-то ему и нужен. Это же не родная кровь. Это твой сын.

– Так, погоди…

Эдик почесал затылок. Верный признак напряженной умственной деятельности.

– Насчет квартиры не знаю, но клуб – это «общаковая» собственность.

– Но ведь он на меня записан!

– Так это типа формальность. Ну надо же на кого-то записать…

– На Веронику запишут. А у Вероники друзья московские могут найтись. Из криминала. И все, уплывет клуб.

– Так Агап не позволит.

– А кто его спрашивать будет?.. Это тебе кажется, что убить его трудно. А московские ребята в два счета его сделают. Раз-два, и готово… Не станет Агапа. И клуб к московской мафии отойдет. А так бы он нам достался. Ты был в этом клубе?

– Ну да!

Роза заметила, что взгляд Гулькова подернулся мечтательной пеленой.

– Крутой кабачок, не вопрос!

– И ты мог бы этим клубом заправлять. Миллионы бы зарабатывал. Дом на Рублевке, яхта на Лазурном берегу, «Феррари» под седлом… А вот телок сисястых я тебе не обещаю. Я заменю их всех…

– Да они мне, в общем-то, и не нужны. Мне с тобой по кайфу…

Эдик обнял Розу за талию, привлек себе. Снова в нем закипает вулкан страсти. И снова будет извергаться лава на радость изголодавшейся женщине.

– И квартира на Новом Арбате тоже будет нашей… – ослабленно закрывая глаза, сказала она.

– А как же братва? Как же Агап?

– Это ты у меня спрашиваешь? – удивленно повела она бровью. – Ты же мужчина, ты должен решать.

– Да братва ладно. На Агапа можно стрелки скинуть. Типа он братву кинул. Ну, на тебя клуб оформил… И если Агапа сделать, то к тебе никаких предъяв быть не должно. Ты ж не заставляла его на себя клуб оформлять, да… Хотя нет, предъявы будут. А может, и нет. Это смотря, как ты себя поставишь.

– Я думала, ты меня поставишь.

Сил не было, как хотелось Розе, чтобы Эдик поставил ее в позу «обиженной избушки» – к лесу передом, а к богатырю задом.

– Да не вопрос…

Гульков и сам хотел поиметь такую «избушку». Поставил Розу коленками на подушку кресла, руками заставил схватиться за спинку. Стащил с нее халат.

– А как же Агап? – спросила она.

– Решать с ним нужно… Нам с ним на одной земле места нет. И одной дорогой ходить нельзя.

– Какой дорогой?

– А вот этой! – тычком подался вперед Гульков.

И заполнил проторенную «дорогу» горячей твердью своего мужского «я»…

Ящиков было много. Автоматы, пулеметы, гранатометы, боеприпасы, взрывчатка. Консервы, галеты, теплые вещи. Женя даже знал, откуда это добро. С российских же воинских складов и поступил этот груз. С российских складов – в чеченский схрон.

– Шэвелысь, псы! – командовал маленький и злой, как гоблин, «чех».

Сегодня он совсем распоясался. То автоматным прикладом в зубы ударит, то кинжалом под горячую руку полоснет. Леня Щавель не так ему что-то сказал. И нет больше Лени. Лежит на бруствере с распоротым горлом. Сегодня можно убивать рабов, сегодня надсмотрщикам за это ничего не будет. Закончили они строить укрепленные позиции у входа в Аргунское ущелье. Сейчас расфасуют ящики с оружием по схронам, и на этом закончится их жизненный путь.

Чеченцы готовились к новой войне с русскими. И готовились очень серьезно. Укреплялись, вооружались. Посредством тех же русских. Деньги от них получали, оружие, рабов – тоже русских… Войны пока нет. Но подготовка продолжается. Будут возводиться новые оборонительные позиции. Но для Жени, для его друзей все уже закончилось. Вчера еще была надежда, что рабскую бригаду перебросят на другой участок. Но сегодня привезли оружие. А это приговор. Только мертвый раб может знать, где находится оружейный схрон…

Все, последние ящики плотно упакованы полиэтиленовой пленкой, уложены в яму. Осталось только накрыть их досками, набросать и утоптать землю. И это сделано.

– Пашел!

Взбесившийся «чех» изо всех сил ударил Достова прикладом по голове. Хотел придать ему ускорения, но вместо этого начисто вырубил его. А может, и убил, кто его знает.

Женя вовремя понял, что нужно делать. Взвалил Пашу на свои плечи и вместе с ним выбрался из дзота. Куда идти, он знал. Гоблину не понадобилось показывать ему дорогу с помощью кинжала.

Рабов собрали в кучу в глубине оборонительных позиций. Паша Достов без сознания. Леня Щавель мертв. Витя Китайгородов лежит на животе – вся спина исполосована чеченским кинжалом. На ногах только девять человек. Среди них Женя и Юра Мальцов. Но им осталось немного. Сейчас дороют одну яму на всех, и начнется. Гоблин уже скалится, мысленно представляет, как будет крошить русских автоматным огнем. С ним еще трое. Все с автоматами. Сидят на бруствере окопа, свесив ножки. Эти не кровожадные. Но приказ исполнят беспрекословно. Четыре автомата против девяти лопат, кирок и ломов – соотношение сил явно не в пользу, считай, уже списанных в расход пленников. Да еще полевой лагерь недалеко вниз по склону, там еще полтора-два десятка стволов. Словом, выхода нет…