Судьба педераста или непридуманные истории из жизни… - Зяма Исламбеков

* * *

Лайнер поднялся ввысь. Прощай, Одесса! Прощай, Рахель! Было – не было… Лобов не мог понять, был ли это сон или всё, что с ним случилось – явь?!

Ёрзая в кресле, Николай украдкой поглядывал на пассажиров рейса, которым до него не было никакого дела. Комплекс вины давал о себе знать. Лобов не находил достойного для себя занятия, поэтому оставалось лишь ждать набора полной высоты, обеда и послеобеденного сна.

Но как-то незаметненько Колюнины мыслишки с Одессы-мамы, с обрюхаченной Рахель переметнулись в сторону двух симпатичненьких стюардесс… О, как?!

* * *

Ха́йфа (ивр. חֵיפָה‎, араб. حَيْفَا‎‎; также упоминается как Хейфа́ и Хефа́) – третий по величине город Израиля и второй по величине морской порт, лежит на склонах горы Кармель. Население 270 814 жителей (конец 2012 года). В 1948 году в Хайфе проживало 98 600 человек. Ничего этого Лобов, как, впрочем, и многие из нас, не знали и не знают. И не удивительно, своего Отечества не знаем, а тут какой-то Израиль?!

Русскому человеку трудно понять притягательную силу страны, ставшую для многих наших соотечественников второй, если даже не первой, родиной. Так уж повелось, что евреев никто и никогда нигде не любил. Увы, но их не любят, и не будут любить никогда и потому что!!! Хохлы и поляки – самые матерые антисемиты. А ведь испокон веков украинцы, поляки, евреи, русские – прекрасно вместе уживались. Да, так было, но давно.

Уже при Сталине все вдруг стали скрывать свои еврейские корни. Да и сейчас быть евреем почему-то стыдно?! Почему?

Лобов не любил вопросов о национальности, о том, какая у него или его жены кровь?

Кстати, бьют не по паспорту, а по лицу!

Так вот, евреи в Израиле, оказывается, тоже не однородны! Да! Одни родились в Израиле, а другие только приехали туда. И что? А то, что есть большая разница. Это примерно так же, как между коренными ленинградцами и «лимитой». Достаточно вслушаться в речь истинных носителей русского языка и сравнить с ярославским, псковским, новгородским говором. Коренной москвич или коренной ленинградец никогда не скажет договора́, зво́нит, договорно́й, обеспече́ние и т. д. Когда ешь пересоленный суп, то это – неприятно. А слушать мат или неправильные ударения в словах – просто гадко. Очень противен сленг, американизм. Однако нельзя делить людей на первый и второй сорт. Это недопустимо! В теории, конечно, но не на практике. И в подтверждение моих слов задайте вопрос любому приезжему, который хочет самого малого – жить и работать.

Впоследствии Лобов не раз бывал в Израиле. Заезжал он и в Хайфу. И каждый раз он тщетно пытался встретиться с Рахель, хотя то и дело ему попадались на глаза красивые дети, похожие на него и Рахель.

Владимир Владимирович, Дмитрий Анатольевич – частые гости Израиля. С чего бы это вдруг? Они тоже никогда не видели там ни Святозвона, ни Рахель, а вот последние их знают достаточно хорошо, как, впрочем, любой из нас.

Теперь понятно, почему было такое странное название главы? Да? Нет? А вот туточки я ничего не могу поделать, одним дано видеть прекрасное в Черном квадрате Казимира Малевича, другим, увы, нет.

Николай Михайлович пил черный чай с лимоном и мечтал о второй генеральской звёздочке на лысом погоне, как вдруг зазвонил телефон.

– Ало, – ответил генерал своим приятным баритоном, без каких-либо ноток эмоций.

– Николай Михайлович, это ты? – слегка приглушенным голосом спросили на другом конце провода.

– Да, я. А кто говорит? – с поддельным изумлением спросил Лобов, сразу же узнавший своего московского однокашника, с которым он вместе начинал осваивать азы чекистского ремесла.

– Коля, ты что, охерел? Не узнаешь старых корешей? – не то с иронией, не то с удивлением спросил генерал-лейтенант Занудкин.

– Василь Петрович, ты, что ли? – продолжал спектакль Николай Михайлович. – А я тебя сразу, значит, и не узнал! Богатым будешь! Я, это самое, значит…. – но договорить он не смог, т. к. Василь Петрович его оборвал.

– Коля, я хочу покуролесить в Питере. У тебя, я знаю, есть там явочные квартирки!? Подготовь мне, пожалуйста, на недельку хату с тачкой, а лучше с водилой, я города практически не знаю, ну и закуску в холодильник, сам понимаешь…

– Василь Петрович, а ты не хочешь остановиться у меня в институте? Там есть всё, что хочешь и мы с тобой пообщаемся, и водители, это самое…. – стал предлагать Лобов своему московскому приятелю.

– Коля, я с подругой приеду, и приеду конкретно. Мне, понимаешь-ли, светиться никак нельзя, лысая твоя башка! – Занудкин начинал нервничать, т. к. не мог ещё взять в толк, почему вдруг его плёвая просьба вдруг встретила, мягко говоря, непонимание?!

А всё объяснялось просто. Несколькими днями ранее два других московских генерала с семьями уже приехали в Санкт-Петербург на фонтаны и белые ночи. Под ними были сразу три (!) служебные волги с водителями. Учебный процесс в ВУЗе мог сорваться полностью, т. к. все машины были всегда согласно учебным планам и программам задействованы слушателями. Более того, ВУЗ был карликовым и информацию об использовании машин в неслужебных целях… утаить от вездесущих чекистов было сложно, практически невозможно.

Минут десять ещё длились телефонные переговоры, которые так ни к чему и не привели.

– Ладно, Михалыч, я тебе после обеда ещё перезвоню, – буркнул Занудкин и бросил трубку.

Николай Михайлович знал, что ни городское управление, ни областное, у которых реальные возможности были в разы больше, Занудкину помогать не станут, т. к. Василий Петрович курировал только учебные заведения, а все региональные структуры ходили под другими кураторами, которые также достаточно щепетильно относились к возможной утечке информации.