Гегемония, или Борьба за выживание. Стремление США к мировому господству - Ноам Хомский

Руководство за перераспределением ценнейших материальных благ Персидского залива обеспечило энергетическим корпорациям США и Великобритании монопольное право получения колоссальной прибыли. Сверхприбыль стимулировала бурный экономический рост США и Великобритании в различных сферах, в том числе посредством финансирования производства военной техники (высокотехнологичного производства в целом), строительных проектов, увеличения инвестирования в акции государственных предприятий. Использование «громадного стратегического потенциала региона» стало средством достижения глобального доминирования. Все это прекрасно осознавали главные архитекторы послевоенного мира, и эти факторы по-прежнему сохраняют свою актуальность. Разведывательные службы США считают, что стратегическая значимость энергетических ресурсов Персидского залива в ближайшие годы будет неуклонно возрастать{311}, этим объясняется столь сильное стремление контролировать регион, вне зависимости, будут США испытывать в дальнейшем потребность в его ресурсах или нет.

Глобальная сеть военных баз, от Тихого океана до Азорских островов, создавалась в немалой степени именно для проведения военных операций в районе Персидского залива. За деятельностью США по подавлению недовольств и свержению местной власти в Греции и Италии в 1940 году были скрыты далеко идущие цели обеспечения беспрепятственной транспортировки нефти с Ближнего Востока на Запад. К настоящему моменту система американских военных баз распространилась на страны бывшего советского блока — Румынию и Болгарию. Со времени президентства Дж. Картера деятельность наиболее боеспособных частей зарубежного контингента американских вооруженных сил была направлена на обеспечение различных операций в зоне Персидского залива.

До недавнего времени наиболее пригодным пунктом для размещения сил США в этом районе была военная база Великобритании на острове Диего Гарсия, с которого были выселены все его гражданские обитатели. США, в обход судебных решений Великобритании{312}, до сих пор отказывают им в праве вернуться, по сути, в свои дома. Об этом мало известно в самих США, что очень напоминает ситуацию на острове Окинава. В результате афганской военной операции США приобрели военные базы в Афганистане и Центральной Азии, тем самым все дальше претворяя в жизнь свой «грандиозный план» по обеспечению доступа американским корпорациям к нефтеносным центрально-азиатским районам, а также замыкая кольцо вокруг стран Персидского залива, которые представляли первостепенную важность для американских интересов. Велось множество обсуждений, объединенных общей идеей о том, что главной задачей военной операции в Ираке является создание полноценной военной базы в самом сердце нефтеносного региона. В конечном счете по окончании операции эта идея получила официальное подтверждение{313}.

Другие вероятные цели проведения вооруженного вторжения в Ирак также стали доступны для публики только после завершения военной фазы иракской операции. Боб Герберт так прокомментировал эту ситуацию: «Нефть и финансовые средства — вот две основные темы, которые никогда открыто и публично в США не обсуждались. Эти важные вопросы были отданы на откуп различным мастерам закулисной политической борьбы, и теперь многие из них уже подсчитывают свои барыши»{314}.

Отношения США и Израиля развиваются примерно в таком же контексте{315}. В 1948 году сотрудники Генерального штаба США выражали свое восхищение доблестью израильских вооруженных сил, оценивая военный потенциал этой страны как второй по значимости в регионе после Турции. Стратеги Генерального штаба полагали, что Израиль может оказать содействие США в деле «утверждения их преобладающей позиции на Ближнем Востоке» после ухода из региона Великобритании. Десять лет спустя эти соображения приобрели конкретное значение.

1958 год был ознаменован знаковыми событиями в развитии международных отношений. В администрации президента Эйзенхауэра были определены три ключевых конфликта, произошедших в данный период: в Индонезии, Северной Африке и на Ближнем Востоке. Все эти ситуации разворачивались вокруг добычи нефти при участии исламских политических сил, которые к тому моменту стали играть заметную роль в светской жизни.

Президент Эйзенхауэр и его госсекретарь Даллес подчеркивали, что ни в одном из конфликтов не было замечено участия СССР. В основе их лежала трудноразрешимая проблема — «радикальный национализм». В Северной Африке, где обеспокоенность вызывала борьба Алжира за независимость, США искали возможности наиболее скорого урегулирования. В Индонезии виной всему считался президент Сукарно, который представлял ненавистное США движение неприсоединения и позволил местным демократическим силам бурно развиваться: при нем в стране значительное влияние приобрела народная партия, отстаивающая интересы бедных крестьян. На Ближнем Востоке главным злодеем оказался Гамаль Абдель Насер, о котором не на шутку перепуганные представители США и Великобритании отзывались не иначе как о «новом Гитлере». Насер также был одним из лидеров движения неприсоединения, и его авторитет, что вызывало большие опасения, мог служить ярким примером для многих стран, выбравших для себя путь независимости. Эти опасения получили реальное подтверждение, после того как в 1958 году в Ираке произошел государственный переворот, вдохновителем которого, считалось, был не кто иной, как Насер, а в результате было свергнуто пробританское правительство. Отзвуки событий тех лет раздаются до сих пор.

Переворот в Ираке заставил США и Великобританию глубоко задуматься. Эксперты полагали, что Кувейт выразит желание обрести независимость и таким же настроениям может оказаться подвержена Саудовская Аравия. Британская экономика в значительной мере зависела от нефтяных промыслов в Кувейте и связанных с этим инвестиций. Власти Великобритании решили предоставить Кувейту номинально независимый статус, однако, как объяснял британский министр иностранных дел Селуин Ллойд: «При этом мы должны оставить за собой право незамедлительного вмешательства в случае кризисной ситуации, вне зависимости от того, какая сторона будет являться виновником сложившихся обстоятельств». США заняли такую же позицию в отношении Саудовской Аравии и других стран Персидского залива. Для предотвращения появившейся в Ливане угрозы подъема волны национализма и в целях обеспечения безопасности ближневосточных магистралей транспортировки нефти правительство Эйзенхауэра направило в страну свои вооруженные силы. Эйзенхауэр повторил свои опасения в связи с необходимостью поддержания контроля «в самом стратегически важном, с точки зрения положения и концентрации ресурсов, регионе мира». Он высказал мысль, что утрата США своего влияния на Ближнем Востоке «будет иметь худшие последствия, нежели потеря Китая» — это рассматривалось как наибольший провал в американской внешней политике после Второй мировой войны{316}.

Другой страной, находящейся в зоне особого внимания США, была Иордания, которая, что вызывало большие опасения, могла попасть под пагубное влияние египетского руководства во главе с Насером, и где в тот момент находилась основная военная база британских вооруженных сил. Израиль тесно сотрудничал с Великобританией, чтобы поддержать необходимую степень управляемости района. Вашингтон признал, что Израиль был единственной страной в регионе, которая продемонстрировала готовность идти на риски для «нормализации ситуации на Ближнем Востоке». В меморандуме Совета по национальной безопасности США содержалась рекомендация о том, что «если мы принимаем решение бороться с проявлениями радикального арабского национализма, а также стремимся контролировать нефтяные промыслы Персидского залива, с применением силы, если потребуется, то логичным шагом будет оказание поддержки как единственной дееспособной прозападной державе, оставшейся на Ближнем Востоке», наравне с Турцией и Ираном, которые, впрочем, являются более периферийными{317}. В это самое время в 1958 году были установлены отношения между Турцией и Израилем после визита в Турцию израильского премьер-министра Давида Бен-Гуриона. К 2000 году, пишет Эфраим Инбар, израильско-турецкие отношения «по своей теплоте уступали лишь отношениям Израиля и США»{318}.