Опрокинутый мир - Кристофер Прист

Вот и сейчас он не отставал от нее до тех пор, пока она кое-как не проскользнула к себе в комнату. Швырнув на кровать дорожную сумку, она разделась и долго нежилась под душем. Потом у нее разыгрался аппетит, и пришлось выйти поесть; Тони, разумеется, не замедлил присоединиться к ней, но во время ужина она подумала, что в данных обстоятельствах он может оказаться даже полезным.

– Ты не знаешь, есть ли в этой стране город под названием Земля?

– Земля? Как и наша планета?

– Звучало это именно так. Но, может, я ослышалась.

– Не знаю ничего похожего. А где он расположен?

– Где-то здесь неподалеку.

Он покачал головой.

– Земля? А может, Марс? Или Венера? – Он расхохотался, довольный собственным остроумием, и выронил вилку. – Ты правильно разобрала?

– Да не то чтобы… Наверное, я все-таки ошиблась.

Верный своей неподражаемой манере, Тони продолжал скверно каламбурить до тех пор, пока ей не удалось избавиться от его общества. В одном из кабинетов висела крупномасштабная карта всего района, но, исследовав карту вдоль и поперек, Элизабет не обнаружила ни одного названия, хотя бы отдаленно напоминавшего произнесенное Гельвардом. Более того, он твердо заявил, что его город лежит на юге, а в том направлении по меньшей мере на шестьдесят миль крупных поселений не было вообще.

Утомленная, она вернулась к себе в комнату. Уже раздеваясь, достала подаренные ей рисунки и прикрепила их над кроватью. Тот рисунок, что изображал ее, был таким необычным…

Она присмотрелась повнимательнее. Рисунок был выполнен на очень старой бумаге, пожелтевшей по краям. И тут до нее дошло, что вверху и внизу бумага по линии отрыва иззубрена. Проверяя себя, она провела по краю пальцем и ощутила то же, что заподозрили глаза: тут без сомнения была перфорация.

Бережно, чтобы не повредить рисунок, она отделила его от стены и перевернула. По задней стороне бумаги, сбоку, бежала колонка цифр, две или три из них были отмечены звездочками. А рядом шла надпись синим шрифтом, почти неразличимым от времени: «Лента компьютерная многократного применения. IBM».

Элизабет прикрепила рисунок обратно к стене… и уставилась на него в еще большем недоумении.

4

Наутро Элизабет, отстучав по телетайпу очередную тщетную просьбу прислать врача, вернулась в селение. К тому времени, как она добралась туда, улицы уже затопил полуденный зной и все погрузилось в привычную унылую летаргию, которая так бесила ее поначалу. Луиса она разыскала быстро: в компании двух других мужчин он развалился в тени у церкви.

– Ну, что? Они приезжали?

– Нет. Сегодня нет, малышка Хан.

– Когда они обещали вернуться?

Он лениво пожал плечами:

– Не сегодня, так завтра.

– А вы уже пробовали?.. – Она запнулась, разозлясь на себя: ведь хотела же взять щепотку предложенного селянам удобрения в базовый лагерь на анализ, а потом заторопилась и забыла. – Ладно, но если они вернутся, дайте мне знать…

Она зашла проведать Марию и новорожденного, но никак не могла сосредоточиться на самых обыкновенных вещах. Позже сняла пробу с бесплатного обеда для всех желающих, потолковала с отцом Дос Сантосом. И все время невольно прислушивалась: не донесется ли издали конский топот?

Наконец, не пытаясь больше обманывать себя, она отправилась на конюшню, оседлала лошадь и поехала вчерашним маршрутом в сторону реки.

И сейчас она все еще старалась не сознаваться себе в собственных мыслях и истинных намерениях. Только от себя не уйдешь: последние двадцать четыре часа привнесли в ее жизнь нечто совершенно новое. Она вызвалась приехать сюда и поработать вместе с другими добровольцами, когда поняла всю никчемность своей предыдущей жизни. Но здесь на смену прежнему разочарованию пришло иное, не менее горькое: какими благими ни были их намерения, добровольцы могли предложить обнищавшему населению здешних мест не помощь, а лишь видимость помощи. Слишком поздно они пришли, слишком скудными ресурсами располагали. Мизерные подачки в виде зерна, бессистемных прививок или ремонта церкви, – конечно, это лучше, чем ничего, но ни на йоту не приближало решения главной задачи. Усилиями одиночек разруху и одичание этих мест было не преодолеть.

Вторжение Гельварда в ее жизнь стало для Элизабет первым ярким событием со дня приезда. Ведя лошадь по пустоши к лесу, она наконец призналась себе, что ею движет не простое любопытство, а нечто большее. В базовом лагере каждый был одержим собой и своим воображаемым вкладом в науку; они обожали мыслить абстрактными категориями, рассуждать о групповой психологии, социальной приспособляемости и поведенческих стереотипах, а на ее более приземленный взгляд выглядели напыщенным болтунами. Не считая незадачливого Тони Чеппела, она не встречала никого, кем стоило бы хоть на минуту увлечься, и это опять-таки было не то, на что она рассчитывала.

Гельвард был совсем из другого теста. Нет, нет, она и теперь не произнесла бы этого вслух, и все же, по совести говоря, ехала как на свидание.

Элизабет без труда разыскала то самое место на берегу и позволила лошади напиться. Потом привязала ее в тени, а сама уселась у воды и стала ждать. Усилием воли отогнав новый вихрь догадок, вопросов, предчувствий, она сосредоточилась на чисто физических ощущениях солнечного тепла и покоя и, откинувшись навзничь, закрыла глаза. Вода журчала по каменистому ложу, мягко шуршал ветерок в вершинах деревьев, звенели какие-то мошки, пахло сухой листвой, прогретой почвой и просто жарой…

Прошел час, если не больше. Лошадь на опушке каждые несколько секунд взмахивала хвостом, отгоняя назойливых мух. Но вот она забеспокоилась, тихо заржала, и ей из-за реки отозвалась другая лошадь. Элизабет очнулась: на противоположном берегу стоял Гельвард.

Он приветственно поднял руку, она помахала ему в ответ. Он тут же спешился и быстро подошел к самому краю воды. Элизабет улыбнулась про себя: он был явно в приподнятом настроении и начал валять дурака, норовя развеселить ее. Наклонился, попытался встать на руки – с третьей попытки ему это удалось, но ненадолго, он потерял равновесие и, вскрикнув, рухнул в воду.

Элизабет вскочила и бросилась к нему вброд:

– Вы не ушиблись?

Он усмехнулся:

– А ведь в детстве у меня получалось…

– У меня тоже.

Он поднялся на ноги, глядя с унылым видом на свою промокшую одежду.

– Ничего, скоро высохнет, – сказала она.

– Пойду приведу лошадь.

Они вместе перебрались на «свой» берег, и Гельвард привязал коня рядом с лошадью Элизабет. Женщина села, он опустился рядом, вытянув ноги и подставив мокрые брюки солнцу. Лошади стояли бок о бок, в разные стороны головами, и вежливо отгоняли мух друг от друга.

У Элизабет накопилась тысяча вопросов – но она не задала ни одного. Она упивалась неизвестностью и не хотела разрушить тайну прозаическим объяснением. Самым вероятным конечно же было то, что Гельвард – один из сотрудников какого-то более отдаленного лагеря и что со скуки он затеял разыграть с ней замысловатую и не слишком остроумную шутку. Но даже если это так, она не осуждала шутника: его присутствие само по себе служило ей наградой, она слишком долго сдерживалась, чтобы не радоваться пробуждению от повседневной дремоты независимо от руководивших Гельвардом мотивов.