Перекресток трех дорог - Татьяна Степанова

– Это не вдруг.

– То есть вы признаетесь в убийстве Громова и покупке пленки у Гусевых?

Смоловский молчал.

– Доказательств хватит, чтобы засадить вас лет на двадцать. Вы надеетесь на скидку из-за состояния своего здоровья?

– А вы надеетесь на скидку из-за состояния своего здоровья? – повторил Смоловский, словно эхо. – Вы же тоже тяжко болели. И тоже были там, где я. Я по вашим глазам сразу понял.

– Где я был?

– На пороге смерти.

– Какое вам до этого дело?

– Такое, что я бы сказал вам правду. Ответил на все ваши вопросы.

– А что вас удерживает?

– То, что вы все равно не поймете. – Смоловский покосился на него. – Может быть, потом… в конце… вы ведь хотите все это расследовать и не отступитесь, я это по вашему виду сразу просек, как только вы приехали на станцию… Может быть, в самом конце вы созреете и поймете. Ну, тогда мы и поговорим. А пока все бессмысленно.

– Вас будет допрашивать следователь.

– Я не стану отвечать на его вопросы.

– На вас что-то накатило? – спросил полковник Гущин. – Гнев, ярость… как затмение, да? Поэтому вы убили? Вы услышали голоса?

– Это шизофреники голоса слышат. А я прозрел. ОНА открыла мне истинный порядок вещей. Тот порядок, что пришел в наш мир с этой болезнью. За жизнь платится смертью. Каждая жизнь должна быть выкуплена.

– Кто она? – осторожно спросил полковник Гущин. – О ком вы говорите?

– Знаете притчу о старом сосуде, в который вливают молодое вино? – Смоловский смотрел на него. – ОНА – тот сосуд, только вино кажется молодым, на самом деле оно существовало от начала времен. Мы его раньше пили, цедили по капле. Ну а сейчас напьемся допьяна.

– Но Громова вы напоили не вином, а водкой с клофелином и там еще кое-что было? Что вы туда подмешали?

Петр Смоловский стиснул скованные наручниками кулаки. Трудно представить, что этот рыхлый, одутловатый, болезненного вида мужчина дрался, словно одержимый, с Клавдием Мамонтовым, вдвое превосходящим его ростом и силой, и даже сумел того поранить.

– Вы ведь тоже не умерли, – сказал он вдруг Гущину. – А вы задумывались – почему?

– Меня вылечили. Врачи вылечили.

– Меня спасло чудо. – Задержанный словно и не слышал слов полковник Гущина. – ОНА… Чудо – это ОНА. И потом ОНА сказала мне – это еще не конец. Даже у великих чудес бывают печальные концы. Потому что совсем скоро все вернется с новой силой.

– Что вернется?

– Болезнь. Сейчас, летом, временная передышка. Осенью, зимой ковид распространится так, как нам и не снилось. Люди будут умирать и умирать. И таким, как мы с вами, полицейский, не останется вообще никакой надежды. У меня туберкулез. «Корона» плюс тубик оставили меня почти без легких. Вам тоже стоит писать завещание, не дождетесь вы вакцинации. – Смоловский усмехнулся. – Но ведь столько дел, такие планы – у меня вон транспортная фирма, удивительно, но сразу после карантина начался резкий рост перевозок, трафик зашкаливает, только греби деньги лопатой. И это на фоне всеобщей стагнации и финансового упадка. У вас дела служебные, карьера. Разве вы готовы вот так безропотно, без борьбы все это оставить и…

– И что? – хрипло спросил Гущин.

– И умереть от ковида. От повторного заражения, потому что… так судьба приговорила? Я – нет. Я возжаждал, чтобы у чуда, которое произошло со мной, был не такой печальный конец.

– Вас отправят в тюрьму.

– Тюрьма – не смерть.

– Мне нужны подробности того, как вы убили Илью Громова, сотрудника вашей же фирмы.

– Больше я ничего вам не скажу.

– Это вы наняли частного детектива Колокольникова, чтобы следить за мной?

Петр Смоловский глянул на него. В его безмятежном и спокойном (была ли безмятежность признаком безумия?) взоре промелькнуло недоумение. Но он и на этот вопрос не ответил.

– Ладно, насчет убийства как хотите – у нас и так доказательств хватит, – произнес полковник Гущин. – Но ответьте хотя бы на вопрос, который не дает мне покоя с самого начала.

– Какой вопрос вам не дает покоя? – Убийца усмехнулся уголком разбитого в драке рта.

– При чем тут собаки?

Петр Смоловский смотрел на него теперь в упор.

– А это непременное условие, – шепнул он интимно, тоном настоящего заговорщика. – Это не обсуждается. Это константа. Так же, как и то, что все, все надо делать самому. Собственноручно. Только тогда это сработает. Спасет.

В этот момент полковник Гущин пришел к выводу, что перед ним все-таки сумасшедший.

Когда Макар и Клавдий Мамонтов ввалились домой в два часа ночи, их и там встретила яростная канонада – ни Вера Павловна, ни Маша не спали. На приятелей посыпался град гневных вопросов: «Где вас носило? Что с Сашенькой?»

– Мы были на работе, – нарочито спокойно ответил Макар. – Это что еще за переполох в курятнике, а? Привыкайте, леди. У нас рабочий день не нормированный. Вот он, – кивок на Клавдия Мамонтова, – герой нашего времени – задержал опасного маньяка. Не маньяк, а просто космос… Когда задушил я восьмую старушку, меня над покойницей прямо скрутили!

– Макар, поэзия куртуазных маньеристов в данном случае неуместна, – сухо осадила его Вера Павловна, сверкнув очками. – Мы все чрезвычайно беспокоились за Сашеньку. Такие поступки со стороны вас, его отца, свидетельствуют о полном непонимании состояния, в котором находится пятимесячный младенец.

– Сашхен спит. – Клавдий Мамонтов передал Маше крепко спавшего на его руках ребенка.

Сашенька спокойно уснул прямо в машине по пути домой. Макар сел за руль сам, потому что Мамонтову с пораненной рукой было трудно вести автомобиль, а вот мальчика держать он мог. И за все время Сашенька даже не проснулся.

Вера Павловна окинула взглядом забинтованного Клавдия и, как обычно, словно весь инцидент уже был исчерпан, велела:

– Ступайте мыть руки.

Они не только руки вымыли, но и приняли душ – каждый в своей ванной. Женщины ушли спать, а Клавдий и Макар, забрав из холодильника на кухне остатки ужина, заварив себе крепкого чая, расположились в гостиной. Сашенька спал у себя в детской, на столике рядом с кроваткой Макар поставил радионяню, а второй передатчик забрал в гостиную. Сон бежал от них с Мамонтовым – уж слишком много событий произошло.

– Ekataia, – произнес вдруг Макар тихо, словно выдохнул.

– Что?

– Гекатеи! – Макар сорвался с кресла и покинул гостиную.

Через минуту он появился со старым английским сундуком из тех, что продают в лавках в Лондоне на антикварном рынке Портобелло. Подобные сундуки были в ходу у английских моряков и миссионеров. Он шлепнул тяжелый сундук на пол, открыл. Тот был битком набит книгами. Макар начал что-то лихорадочно искать. Вытащил потрепанного вида книгу на английском.